Федор Павлович развернулся и стремительно зашагал в обратную сторону по направлению к общему холлу, по пути с трудом обогнув массивные фигуры Мошкина и Розгиной. Из кармана пиджака, повешенного на стул, он достал бумажник и вытряхнул из него несколько визиток. Нашел карточку с крестиком и, взяв со стола первый попавшийся телефон, набрал интересующий его номер.
— Алексей Петрович, — спросил он после непродолжительного ожидания. — Это Лавриков. Разбудил наверняка?.. Уж очень вы нужны сейчас, Алексей Петрович… Буквально жизненно необходимы… Пакет, который я отдал вам, он где?.. — Лавр внимательно выслушал ответ невидимого собеседника. — Благодарю. Выезжаю…
Федор Павлович выключил телефон и, повернув голову назад, заметил, что вся компания близких ему людей замерла у него за спиной в ожидании предстоящих распоряжений.
— Клавдия, — не стал разочаровывать их Лавриков. — Садись на телефон и ищи Лизу, Николая… — Он помолчал секунд пятнадцать, затем решительно бросил: — Мужики, собирайтесь…
Пошатываясь, как юнга на палубе во время своего первого выхода в открытое море, Семирядин приблизился к калитке и остановился в некоторой нерешительности, будто боялся вступить в собственные владения. Нельзя сказать, что Андрей был в стельку пьян к одиннадцати часам вечера, но и от трезвого человека он был бесконечно далек. Наконец он заставил себя зайти на территорию коттеджа и двинуться по дорожке. Но калитку Андрей так и не закрыл. Он поднялся на крыльцо, отпер сложный замок и вошел в дом.
За столом в гостиной, как и ожидал Семирядин, сидела его мать и неприязненно смотрела на вошедшее чадо. Перед женщиной традиционно стояла бутылка розового ликера.
— Когда, наконец, закончится твое пойло? — спросил Андрей, как баран качая головой из стороны в сторону. Галлюцинации не проходили.
— Пока ты здесь — никогда, Андрэ, — все тем же скрипучим голосом, каким она говорила с сыном в последнее время, заявила старушка. — Надо думать, прежде чем что-то делаешь. А ты сначала нашкодишь, а потом начинаются хныканья, потом мать виновата.
Лицо Андрея расплылось в идиотской улыбке. Радикальное решение посетило его сознание спонтанно, но Семирядин знал, что как раз такие решения и являются в жизни единственно верными. От этой мысли ему стало заметно легче, и он сразу повеселел.
— Нет, я лишу тебя этого бесконечного кайфа… — безапелляционно сообщил он матери. — Без всякого хныканья… Надоело!..
С этими словами Андрей направился в ближайшую комнату, аккуратно затворил за собой дверь. Минуты две ничего не происходило, словно весь загородный коттедж Семирядина погрузился в полную тишину. Затем раздался звук выстрела, а вслед за ним и шум падающего тела.
Стол тут же опустел. Исчезла и мать Андрея Матвеевича, и бутылка розового ликера. Исчезло все. Только из-под двери ближайшей комнаты по светлому паркету вытекала небольшая струйка, по густоте и цвету здорово напоминавшая тот самый ликер. Однако в действительности это была кровь. Кровь последнего из основателей «Империи», самостоятельно сведшего счеты с жизнью.
В столь ранний предрассветный час храм выглядел чересчур пустынным и даже каким-то заброшенным. Сейчас внутри божественной обители не было ни одного прихожанина, ни одной горящей свечи, что всегда придавало церкви какое-то особенное величие и ощущение единства с Господом. Освещение храма состояло только из редких электрических лампочек, которое отдавало холодностью, да от лампад под теми иконами, где всегда полагается гореть огню. И еще рассветное небо белело за высокими окнами.
Вчетвером они пересекли порог храма и остановились в центре пустого огромного пространства. Немного впереди остальных находился Федор Павлович. За его спиной маячила грузная фигура Мошкина. А уже у самой двери замерли Федечка и Иван. Кирсанов с неподдельным интересом разглядывал лики святых, которые прежде не были ему знакомы. Честно говоря, он и сам не помнил, когда последний раз бывал в священной обители. Не говоря о том, чтобы присутствовать на богослужении. Федечке же доводилось в последнее время довольно-таки часто бывать в подобных местах, и он на правах более старшего и опытного товарища потрепал Ивана по плечу. Это подействовало. Кирсанов выпрямил спину и приосанился.
Лавр в нетерпении раскачивался на носках своих туфель, время от времени поглядывая то на запястье левой руки, где находились его часы, то в сторону служебных помещений. Отец Алексей просил подождать его здесь, в основном помещении, и Лавриков покорно следовал инструкции. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Поговорка как нельзя более подходила к нынешней ситуации. Едва ли не в прямом смысле этого слова. Но Федор Павлович нервничал. Он явственно понимал, что сейчас дорога каждая секунда. Жизнь Ольги Кирсановой находилась на кону, и во многом ее дальнейшая судьба зависела сейчас от действий Лаврикова. Как тут можно оставаться спокойным? А вот Санчо это удавалось. Во всяком случае, внешне. Лавр даже невольно позавидовал самообладанию соратника. Время тянулось бесконечно долго.
Читать дальше