Михаил Литов - Люди Дивия

- Я вижу, Никита Митрофанович еще ничего не знает! - закричал он, великой волевой ковкой снова перекладывая себя на восхищенного происходящим очевидца. - В таком случае я первый... первый объявляю! Милый, дорогой, единственный наш, вам завещаны сто миллионов!

И он поднял в воздух сжатый кулак, солидаризируясь с моей победой. У меня же послабели ноги и как бы вовсе утратили чувствительность подошвы. Крики этих людей, склонных, судя по всему, считать себя отчасти виновниками моего торжества, больше не доходили до моего сознания. С помутневшей, завертевшейся головой я свалился на стол и принялся сообщать его бездушной поверхности гулкие удары своего сердца. Но были предусмотрены меры, исключающие какую бы то ни было ликвидацию праздничной атмосферы. У меня имелся уже и личный врач, прирусевшее дитя Азии Пок, который без задержки и с большим профессионализмом оказал мне необходимую помощь, при этом отнюдь не прикасаясь к моей священной особе, а только творя вблизи моих запрокинувшихся телес заклинательные жесты изгнания преждевременной смерти. Я знал о существовании дяди, знал, что он в Америке, но не знал, что он разбогател, а теперь умер, предварительно отписав мне свое состояние. Когда я открыл глаза, я увидел секретаршу мэра, которая предлагала мне с подноса самые разнообразные напитки. Эта откормленная кобылица вдохновенно излучала великую готовность послужить моим удовольствиям. Я выбрал кофе, и все остальные последовали моему примеру.

Весь этот водевильный поворот в моей судьбе не вполне меня устраивал. Я уже выступил придурковатым малым, который едва не загнулся, услыхав о выпавшей на его долю удаче, сейчас мне следовало подыскать более строгие формы для своей жизнедеятельности. Т. е. я был не прочь получить деньги, разжиться и тем разбить оковы необходимости добывать средства к существованию, и меня, признаться, весьма одушевляло и развлекало предположение, как будет потрясена Рита, когда до нее докатится счастливое известие. Но некоторая сказочность и неправдоподобие, сама природа этой блестящей неожиданности, способная умилить невзыскательную публику, но чуждая людям утонченной культуры, к которым я причислял и себя, возмущали и даже надрывали мою хрупкую душу. Я почувствовал себя пленником пошлости, и особенно раздражало мои нервы участие в настигшем меня катаклизме всей этой своры адвокатов, докторов и репортеров. Секретарша мне тоже не нравилась. Небрежно сунув ей в руки чашечку с недопитым кофе, я принял независимый вид, встал, прошелся по кабинету, откуда вершилась городская политика, и обвел своих новоявленных друзей холодным взглядом. А поскольку случилось так, что эти люди узнали сногшибательную новость прежде меня, которого она касалась в первую очередь, и винить в этом мне было по душе адвоката, я задержал на господине Бауле особо убийственный и безжалостный взгляд. Адвокат не испепелился, даже не предпочел выскочить за дверь от греха подальше. Напротив, он заулыбался еще шире, как бы уже завертываясь в некий веселенький саван. Он заискивал предо мной, полагая, что я, хотя и не вступил еще во владение наследством американского дяди, уже вполне законно претендую на роль повелителя жизни, и с полным удовлетворением отдаваясь в мою власть. Ловко проходящим через все испытания оказался и пафос градоначальника. Снова выйдя на авансцену, он доверительным тоном произнес:

- Вы, мой друг, может, и слышали кое-что обо мне, здешнем законодателе, о моей удивительной карьере, о том, как я, недостойный, вышел из грязи в князи... Потрясающая история, и потребен символ народного ума Гомер для ее отображения. Я между тем имею виды и на ваши небывалые литературные способности. Сам собой горжусь, видя, что имею неслыханную честь обретаться в одном с вами городе и даже дышать одним воздухом! Для нас это Фермопилы, когда мы - а имя нам легион - пытаемся завладеть вашим вниманием и вынуждены расталкивать конкурентов. С сегодняшнего дня это явно становится общественным направлением, а потому следует ожидать и настоящих ристалищ, даже побоищ, сами понимаете, логика конкурентной борьбы! И все же, нынче, когда вы шествуете по жизни в обнимку с золотым тельцом, я против вас все равно что мошка, просто-напросто всяк сверчок... ну, тот самый, который должен знать, и, поверьте, знаю, знаю не хуже, чем арифметику! Я, может, некстати зашумел? Если так, то это абсолютно по наущению Сеула... О-о! Одно ваше слово, и я смолкну! Вещий друг, не удивлюсь и ничуть не буду покороблен, если вы, заняв радикально новое положение в нашем обществе, обнаружите холодное беспамятство в отношении моей истории, фактически биографии, в известном смысле трогательной и даже поучительной. Сознаю, что мне теперь приходится искать нового знакомства с вами, сколько бы я ни прикидывался вашим старым и испытанным другом. И в то же время льщу себя надеждой, что буду услышан, что моя история не оставит вас равнодушным и в вашем благосклонном внимании к моему рассказу найдется место для уразумения того факта, что моими устами глаголет не только народный избранник, но и некий выразитель истинно народных чаяний. Еще кофе?