Михаил Литов - Узкий путь

Тетка хорошо все организовала, и в результате Сироткину не досталось никакой серьезной работы, так что порой он расслаблялся и забывался. Поэтому случилось, что в особый момент, когда гроб под похоронный марш понесли со двора к автобусу и все поспешили за ним, выстраиваясь на миг в довольно стройную колонну, он, безутешный сын, внезапно обнаружился где-то сзади, да еще с сигаретой в зубах и с какой-то ничего не значущей, даже легкомысленной гримаской на лице. Постигнув свою оплошность, Сироткин ужаснулся, стыдливый ужас пронизал его всего, с головы до пят, и он очутился на перепутье, перед выбором, идти ли ему с людьми или же отвернуться от них с глумливым смехом. В каком-то смысле это было одно из высочайших мгновений его жизни. Паническое стадное чувство гнало его к автобусу, и он даже оказался возле него раньше других, занятых водружением гроба на положенное место, однако сигарету не бросил и у дверцы автобуса, занесши одну ногу на подножку, все-таки докурил ее. Судорога, с какой он это делал, могла выражать и мучение, и насмешку над собственными страданиями. Но никто не закричал, не стал обличать и хулить его. Был солнечный летний день. На разбитом тротуаре останавливались прохожие и с хмурым, почти суровым любопытством смотрел на происходящее.

В автобусе, гладко покатившем в сторону кладбища, было узко, и вернулись горестные размышления. Страшно и непоправимо переменился нынешний человек в сравнении с человеком прошлого. Уже плевать ему на смерть отца. Нет почтения к отцам, которого требовал Федоров. Да что там Федоров! Сироткин смотрел на скособоченные домишки, мимо которых проплывал автобус, на сонную, унылую нелепицу улочек и понимал, что в России скучно все, начиная с федоровской морали и кончая исцеляющей смехотворностью простодушных корреспондентов фирмы "Звездочет". Скука как туман, в ней не видно большого и больно спотыкаешься о малое.

Может быть, поминальный обед пройдет стремительнее, гибче, веселее, чем все шло до сих пор, а ведь и то следует принять во внимание, что можно будет выпить водки. Сегодня он еще выдумывает сладкие прозвища своим деточкам и нежно грезит их будущим, которое принесет, конечно же, счастье, удачу, величие, а за воркотней пьяненького, умильного, но серьезного и ответственного в решающие мгновения отцовства словно не сознает, что настанет день, когда выросшие деточки так же равнодушно повезут его на кладбище, как он везет своего отца, и постараются поскорее закопать его в землю, думая лишь о том, что папа непременно должен был что-то оставить им. На кладбище, когда, прощаясь с усопшим, подходили к еще открытому гробу и целовали остывшие уста, Сироткин рыдал громче всех. А потом сел в автобус и уехал со всеми на поминальный обед, не дожидаясь, пока бестолковые и неуклюжие подростки устроят могильный холмик.

***

Ненависть затвердела в сильном сердце, ненависть старшего к младшим, которые прикидываются слабыми и безобидными, а на самом деле вероломны и кровожадны. Сироткин хмурил брови и медленно поворачивал голову в разные стороны, выслеживая маленьких притворщиков. Самые серьезные подозрения сложились у него на счет собственных детей. Они пью его соки, и все, что они сделают для него, это скромные и быстрые похороны. Не исключено, что они вырастут негодяями. Так зачем же он тратит на них все свои силы, жертвует ради них своими способностями, талантами, лишает себя всех удовольствий? Он еще молод, он красив, умен, он хорошо воспитан и одевается со вкусом, он вправе рассчитывать на любовь женщин получше, чем мать того выводка щенят, который ластится к нему в криками - папочка! папочка! - и при этом уже заглядывает в его карман в надежде чем-нибудь поживиться.

И вдруг ему явилась, не слишком ясно, но слишком притягательно, возможность совсем иной жизни. Все ли скучно в России, везде ли тускло и невыразительно? Он отчетливо увидел, что своим личным вкладом немало посодействовал преображению жизни, своим плодоносным трудом сделал все, чтобы уголок, где он обретается, получил уютный и приветливый облик. В этом уголке не приходится чрезмерно раздумывать о куске хлеба и крыше над головой, это цветущая, милая страна, благословенный край, где тебе не прийдет в голову просить Господа, чтобы он поскорее прекратил твои мучения... чудесный, изобильный, красочный уголок! Он в душе, этот рай, и потому на нем печать небесного происхождения, но пока Людмила убеждена, что и на нее снисходит благодать, что процветание мужа переносит ее в теплоту и сытость земного рая, на нем будут покоиться низкие черты здешнего мира. Но выводы, выводы?.. - тормошил себя Сироткин, с ужасом и восторгом наблюдая такое глобальное разделение, размежевание миров. И он видел себя на живописной полянке старцем в белых одеяниях и с длинной гривой седых волос, но весьма моложавым, стройным, прыгучим, видел себя прославленным, богоравным проповедником, который давно порвал с семьей и попирает ногами земное, низкое, презирает рабский труд ради куска хлеба и зовет искать не крышу над головой, а рай и веселье в собственном сердце.