Между тем, второй, оставшийся у двери в туалет и через щель наблюдавший за залом ожидания, резко повернулся и крикнул:
- Атас! Мосол, сюда два мужика чешут. Нутром чую - менты в штатском. Блин! Зашухерили гниды!
Тот, которого назвали Мослом, в это время уже извлек из сумки две полиэтиленовые упаковки с солью. При возгласе товарища он быстро засунул их за пазуху, а в сумку бросил газетный сверток.
- Все, деньги сдал - наркошу принял. Рвем когти!
Парни стремглав выскочили из сортира, оставив Янкелевича в полнейшей растерянности. Решив про себя больше ничему не удивляться в этой стране, он из любопытства отогнул краешек газеты, обертывавшей пакет, оставленный парнями, и остолбенел. Его содержимое составляли хорошо знакомые бумажки зеленого цвета с изображениями американских президентов.
Зашедшие по малой нужде в туалет двое мужчин невольно отшатнулись назад, увидев перед собой живого негра с отвисшей челюстью и мерцающими в полутьме белками вылупленных глаз.
- Тьфу, зараза, напугал, - плюнул под ноги Николаю один из мужиков. - Слезут с пальмы, а потом в сортире торчат, поссать негде.
- Ага, ходят тут всякие, а потом плавки пропадают, - поддакнул второй.
Расстегивая на ходу ширинки, они двинулись к кабинкам, а, пришедший в себя, Николай - к выходу.
Янкелевич чувствовал себя этакой Алисой, заброшенной в Зазеркалье жестоким Льюисом Керролом. В каком реальном мире за полдня могут обобрать до нитки, а потом обогатить, обменяв соль, чуть ли не по весу, на доллары. Загадочна и непредсказуема русская душа. Пофилософствовать на эту тему у Николая было время, пока он трясся под стук колес на верхней полке поезда, засунув под подушку обретенное богатство. К сожалению, ему не представилось случая оказаться в одиночестве, чтобы пересчитать доллары в пакете, но сумма явно была солидной, наверняка - пятизначной. У него даже мелькнула мысль: не плюнуть ли на фамильный клад, поиски которого представлялись весьма смутно. Но, рассудив, что глупо останавливаться на полпути, когда удача сама, подобно уличной шлюхе, вешается на шею, решил попытать счастья еще и с кладом.
Г Л А В А VI
Арест оглоушил Веньку, как всякого нормального человека. Он чувствовал себя подобием зомби. Тело автоматически подчинялось командам контролеров СИЗО: "Стой", "Иди", "Лицом к стене", а мозг словно отключился, отвергая любые мысли и внешнюю информацию. Может быть, это была защитная реакция серого вещества в черепной коробке под влиянием обрушившегося на него вала отрицательных эмоций. Все происходящее казалось просто каким-то бредовым сном, и нужно было только открыть глаза, чтобы чары рассеялись. Поэтому он отрешенно спокойно переносил череду допросов, очных ставок, перемещений в КВС и СИЗО.
И сейчас, перешагнув порог камеры номер 213 для несовершеннолетних преступников следственного изолятора, он словно пребывал в прострации. Зато других обитателей камеры его появление совсем не оставило равнодушным. С десяток пар глаз с любопытством уставились на него. А с верхнего яруса нар мягко спланировало белое полотенце под ноги новоприбывшему. Он машинально поддел его носком ноги и отправил обратно, потом прошел к столу и молча сел на скамью. В камере послышалось оживленное шушуканье. Контролер, убедившись, что все спокойно, с лязгом захлопнул дверь и ушел. Тут же с нар спустились человек пять пацанов и подошли к Веньке. Вперед них вышел крепко сбитый татарин с карими раскосыми злыми глазами.
- Ты кто? - спросил он новенького.
- Морев Вениамин, - ответил тот.
- Веник, значит. Для шныря вполне подходящее имячко.
- Слушай, я отдохнуть хочу. Потом поговорим, ладно, - поморщившись, устало сказал Венька.
- Ты, что не понял, да?! Теперь ты - шнырь! И отдыхать будешь, когда тебе разрешат, - грозно произнес татарин.
- Что значит - шнырь? - поинтересовался Венька.
Татарин презрительно посмотрел на него, вроде как на десятиклассника, не знающего таблицы умножения, и пояснил:
- Шнырь - это уборщик. По нашим законам, если новенький пацан, заходя в камеру, поднимет полотенце, то он подписывается на шныря. Так что Веник будешь у нас чистоту поддерживать. Ищи тряпку, принимай позу рака и начинай пол драить.
Наезд был очевиден, и спустить его значило оказаться здесь в касте самых забитых и презираемых. А не заметить его было равнозначно проявлению малодушия. Праздновать труса Венька не привык и тяжело вздохнул, понимая, что вместо долгожданного отдыха сейчас придется драться. Потом он повернулся, насмешливо посмотрел на татарина и спросил:
Читать дальше