В спальне никого не было.
Теперь он заметил, что кондиционеры не работают - ни в гостиной, ни в спальне. Это его удивило: о жаре, сжимавшей в своих тисках последние дни восточное побережье, упоминалось даже в лос-анжелесских газетах. А Люси была очень чувствительна к перепадам температур, особенно к летней жаре в Нью-Йорке. "Да, - много раз говорила она ему, - тут часто бывает сыро и дождливо, зато никогда не чувствуешь себя, как в печке".
Странно, что она не...
Позвонили, и Макларен заторопился к двери.
- Спасибо, Ларри, - сказал он и распечатал желтый конверт. "Прилетаю в три. Люблю. Джейми."
Вот все и разъяснилось. Телеграмма, отправленная из Лос-Анжелеса в последнюю минуту перед вылетом, пришла по назначению с опозданием, когда Люси уже ушла куда-то. Возможно, в парикмахерскую, хоть это и не обычный её день. Он чертыхнулся и понес чемодан и кейс в свою спальню.
На комоде лежал конверт, надписанный "Джейми" - замысловатым, с неправильным наклоном почерком, который Люсиль Макларен приобрела в Англии ещё девочкой. Он распечатал конверт и вытащил листок, где вверху дважды повторялись инициалы "Дж.С."
"Дорогой Джейми!
В последнее время чего-то у нас разладилось, верно? Я уезжаю на время, чтобы попробовать разобраться в себе. Дам знать, где я, когда приду к какому-то решению."
Подписалась она "Люсиль - с любовью", но слово "любовь" оказалось смазанным, так что осталось просто бессмысленное "лбв".
Крепко сжав листок длинными костлявыми пальцами, он прочитал его несколько раз подряд, и с каждым разом холод все глубже проникал в его душу. Потом он положил письмо на крышку комода, очень бережно, тщательно расправив листок, и вернулся в спальню жены. Там было жарко. И сильно пахло её любимыми духами. Джеймс включил кондиционер, и под ровное жужжание механизма сквозь решетку повеяло прохладой.
Гардероб показался ему полупустым. Он шагнул внутрь и зажег свет. Исчезли платья и легкие плащи, которые она носила в теплую погоду. На вешалках остались только теплые шерстяные платья и костюмы. Они висели прямо в прозрачных пластиковых чехлах, так, как их вернули из чистки.
Рядом с зимними платьями висели длинные, сверкающие концертные платья - не меньше полудюжины вечерних туалетов, нет, даже больше - отдельно от другой одежды, как обычно. "Эти проклятые маскарадные тряпки," - выпалил он в ярости ночью перед отъездом на Западное побережье. И не в первый раз за те два года, что они были женаты, далеко не в первый раз. А она ответила:" - Ты снова, Джейми! Снова, и снова, и снова. Ты женился на мне потому, что я такая, как есть. Ты говорил мне, что я тебе нравлюсь такой. А теперь..."
Джеймс пересек большую комнату, обогнул широкую кровать и открыл второй, меньший шкаф, служивший кладовкой. На верхней полке были аккуратно сложены елочные украшения и игрушки. Всего несколько месяцев назад они условились не возиться с украшением елки; ведь елка - развлечение для тех, у кого есть дети. Но в декабре она сказала ему:" - Без елки и праздник не праздник".
Два чемодана Люсиль исчезли с нижней полки. На пыльной поверхности там, где они стояли, остался след. В Нью-Йорке всюду пыль. Просто спасения нет от пыли.
Самый большой чемодан - тот, который они брали с собой, если удавалось выбраться куда-нибудь в отпуск, удобно ложившийся в багажник машины - был на обычном месте. Как и теплая одежда Люсиль, занимавшая больше места. Он вернулся в свою спальню и ещё раз перечитал записку, которую оставила Люси. И холод ещё глубже проник в его сердце. Его мысли застыли от этого холода.
Он снова перечитал письмо, хотя в этом не было ни малейшего смысла, включил кондиционер у себя в спальне, но сразу же вышел в кухню за льдом, отнес лед в гостиную и там тоже включил кондиционер, а потом приготовил себе выпить. Все это он делал медленно, с усилием, словно испортившийся автомат. Потом сел, поставив рядом с собой стакан, и долго к нему не прикасался.
Неужели все зашло так далеко? - подумал он. Ему всегда казалось, что в глубине души она просто посмеивается над всеми его упреками, придирками. Может быть, благодаря её неизменной жизнерадостности он воображал, что Люси не слишком огорчается из-за его бессмысленных нападок. Когда он перед отъездом распалился не на шутку, она сказала:" - Ты чертовски эгоистичное животное, правда?" - и тихо рассмеялась. Но ему хотелось под занавес ужалить побольней. И вот что из этого вышло.
Мне следовало оставить все, как есть, подумал Джеймс, сомкнув длинные пальцы вокруг стакана. Он был высоким, крепким мужчиной с немного плоским лицом, резко выделявшимися скулами и глубоко посаженными глазами. Почти на пятнадцать лет он был старше женщины с темно-рыжими волосами, у которой цвет глаз менялся от орехового к зеленому в зависимости от того, как падал свет; женщины, оставившей его потому, что все разладилось.
Читать дальше