Николас Блинкоу - Белые мыши

В остальном же в городе тихо. Туристы сюда в середине февраля не приезжают. Обнаружив, что некоторые музеи закрываются, я решаю попытаться заказать по телефону билет на осмотр «Тайной вечери» Леонардо да Винчи и получаю его на тот же день, мне остается только подождать два часа. К церкви я иду не спеша, останавливаюсь, чтобы выпить «эспрессо» или купить совершенно не нужные мне сигареты, и всю дорогу думаю о черепашках-ниндзя. Придя на место, я обнаруживаю, что в экскурсии участвуют еще пятнадцать американцев – простые люди, не богачи, которых я обычно встречаю в Европе. Узнав, что билеты обратно не принимают, они затевают свару с кассиршей. У них два лишних. И я вдруг соображаю, что все они итальянского происхождения – хотя таких воплей и визгов я пока ни от одного миланца не слышал. Не считая Осано.

Несколько томительных минут мы ждем у дверей старой трапезной Санта-Мариа делла Грациа – и не только потому, что они оборудованы переходным шлюзом с задвижными дверьми, совсем как на космических кораблях. Американцы вдруг притихают. Не думаю, что хоть кто-то из нас представляет себе, какое впечатление произведет на него фреска, поэтому все мы немного тревожимся. Переминаемся с ноги на ногу в ожидании события, которое, возможно, перевернет всю нашу жизнь. А тут еще сомнения на свой счет: так ли уж мы хороши и тонки, чтобы впитать трансцендентальный опыт? Какое уж тут спокойствие? Затем мы проходим через шлюз – и вот она, перед нами: «Тайная вечеря», занимающая всю стену.

Фреске присуща непосредственная кинематографическая мощь; даже размеры ее те же, что у широкого экрана. И в ней так много мыслей и сюжетов, что сразу разобраться в них невозможно. Взгляд мой блуждает по фреске взад-вперед, просто пытаясь освоиться с нею, а тем временем в сознание мое понемногу просачивается трагедия преданного Христа. Со спутниками моими я не разговариваю, но, отступив на шаг, чтобы спросить себя, что же я на самом-то деле думаю, я понимаю: картина овладела ими, как овладела мной. Но совершенно не так, как я себе представлял.

Стэну ни за что не понять, почему я ценю моду больше, чем живопись или скульптуру. С его точки зрения, мода до настоящего искусства не дотягивает. Он догматик и потому оперирует черно-белыми понятиями великого искусства и полного дерьма. Я знаю, склонность к сомнениям свойственна мне в большей мере, чем Стэну. Потому-то мода и важна для меня. Я не догматик, а стало быть, не уверен в своем вкусе. В реальной жизни мы норовим отогнать сомнения, иначе они погубили бы нас. А в мире моды приходится рисковать, выставляя их на всеобщее обозрение. Вот это я и чувствую, вглядываясь в «Тайную вечерю» вместе с людьми, с которыми у меня нет ничего общего. Наши страхи не покинули нас, но, вместо того чтобы загонять их поглубже в себя, мы позволяем им ожить, играть, переливаясь красками, пока они не обращаются в нечто иное. Красота, порожденная страхами: это и есть трансцендентальный опыт?

Домой я прихожу в состоянии и издерганном, и приподнятом: меня распирают идеи. Луизы нет, никакой записки с указаниями, где ее искать, она не оставила. Мне-то плевать, а вот Осано рассержен. Он хочет, чтобы Луиза наконец определенно сказала ему: выступит Аманда ван Хемстра в его показе или не выступит? Я пробую успокоить его, уверяя, что точно мы это узнаем завтра. Но ему все равно хочется увидеть Луизу.

В эту ночь она в квартиру не возвращается, а мне приходится приглядывать за Осано, пока тот, мертвецки пьяный, не убредает в свою спальню.

Луиза звонит в воскресенье, после ланча. Когда до Осано доходит, с кем я разговариваю, он произносит:

– Спроси у нее. На этот раз я серьезно.

– Ему нужно знать насчет Аманды.

– Он рядом?

– Да.

– Ладно. Тогда помолчи минутку и послушай. Похоже, мы смогли бы все провернуть, но только Осано придется самому поговорить с Этьеном.

– С Этьеном!

Вот это я зря. Стоящий рядом со мной Осано взрывается:

– Этот говнюк!

– Убеди его, – говорит Луиза. – Около полуночи Этьен будет в «Голливуде», добейся, чтобы и Осано туда пришел.

Я знаю, Осано и помыслить противно о том, что придется тащиться в «Голливуд». Спрашиваю Луизу:

– Это и вправду сработает?

– Надейся, для тебя же так лучше будет. Я слышала, Аманда должна подписать завтра контракт на выступление у Берарди, значит, необходимо все уладить сегодня.

Я вешаю трубку и все рассказываю Осано.

– «Голливуд»? Да разве там можно разговаривать? – Осано делает большой глоток вина, которым у него заканчивается ланч. – Этот ублюдок знает, как выставить меня курам на смех. Явится туда на три часа позже. А тем временем все будут пялиться на меня и гадать, почему Осано дожидается бездельника фотографа.