Но и этот флирт не затянулся: Дон была еще совсем ребенком (иными словами, не хотела ложиться в постель), поэтому я ее бросил. Дон обладала таким же необузданным норовом, что и ее сестра. Когда я сообщил ей, что все кончено, она впала в ярость и принялась швырять в меня всем, что попадалось под руку. Орала, что, мол, любит меня безумно, а я, мерзавец, нагло использовал ее. Эти сестрицы Маккормик то и дело бросались из крайности в крайность. Я слышал, что Дон перебралась в Нью-Йорк. Но теперь, похоже, обе вернулись, и это сулило мне разрыв сердца. - Э... не думаю, что это очень удачная мысль, - ответил я. - У меня жена и двое детей. Хотя приятно было поболтать. Не дожидаясь ответа, я повесил трубку и обернулся. К счастью, Джина вошла в комнату безножа, а то сделала бы из меня собачий корм. - Кто это был? - вопросила она, сверкая прекрасными темными глазами. Ее смуглое лицо сделалось мрачнее тучи. Мы с Джиной составляли довольно живописную парочку. У нее были агатово-черные, по-детски шелковистые волосы, вечный загар и темно-карие глаза, а у меня - белобрысые кудри, бледная кожа и синие зенки. Интересно, слышала ли Джина мой разговор? Если она уловила хотя бы концовку... - Диана Маккормик, - сказал я, хотя в голове у меня теснились самые разнообразные лживые ответы. Но я - слюнтяй, а посему сообщил Джине правду. - Женщина, с которой я встречался до нашего знакомства. Она хотела меня видеть. Джина занесла руку, я попытался защитить лицо, но она двинула меня в солнечное сплетение. Моя жена - существо чуткое, с мгновенной реакцией. Она сначала бьет, а уж потом требует объяснений. Причем удар у нее тяжелый, хотя сама Джина весит всего девяносто фунтов и имеет рост пять футов. Я согнулся пополам, обхватил руками живот и прокряхтел: - Я ее отшил и бросил трубку... - Ну-ну, подонок. А где она раздобыла номер? - Может, в телефонной книге? Джина развернулась и пошла прочь. Весь остаток дня и, разумеется, всю ночь меня для нее не существовало. Я надеялся, что этим дело и кончится. Пройдет какое-то время, и Джина угомонится. Как же я ошибался! На следующее утро, примерно в тот же час, телефон зазвонил снова. Джина пулей вылетела из-за стола, окинув меня взглядом, говорившим: "Только шевельнись, скотина, и ты покойник". Я прирос к месту. - Алло? О, нет, мне очень жаль, но он не может подойти к телефону. Я же сказала: не может он. Слушай, ты, стерва, ему нет до тебя дела, так что не трудись накручивать диск. Джина с грохотом опустила трубку. Я хихикнул и посоветовал ей отключить телефон. Это было неудачное замечание. Джина запустила в меня трубкой. К счастью, провод оказался коротковат, и она упала на пол в футе от меня. - Твоя бывшая шлюха, - сообщила Джина, хотя в этом не было никакой нужды. - Если ты велел ей катиться, какого черта она продолжает трезвонить? - Полагаю, я до сих пор неотразим, - я успел пригнуться, и кастрюля пролетела над моей головой, оставив весьма живописное пятно на стене. Похоже, мне на роду написано находить нервных девиц. Должно быть, они уравновешивают мою собственную мягкую и спокойную натуру. - Слушай, Джина, эта девка чокнутая, - сказал я и поведал ей о своем расставании с Дианой. Но убедить не смог, и мне не оставалось ничего другого, кроме как спустить это дело на тормозах. Как назло, тормоза сломались. Четыре дня кряду телефон звонил то утром, то вечером. Трубку всегда снимала Джина, и на другом конце линии сразу же давали отбой. Но мы знали, кто это. Дошло до того, что моя жена вообще отказалась покидать дом без меня, и я был вынужден таскаться за ней повсюду, даже в парикмахерскую. Где-то через неделю звонки прекратились, но тормоза по-прежнему не тормозили. Как-то в понедельник я пришел с работы, и жена сунула мне под нос клочок бумаги. На шее Джины набухли вены, губы шевелились, но издавали лишь какое-то неприятное верещание. Пока я читал записку, моя жена яростно сопела. Содержание послания было вполне заурядным - просьба о встрече, подкрепленная угрозой на тот случай, если я откажусь. Угрожали мне, не Джине, а авторство не вызывало сомнений. Но, как выяснилось, эта записка была только цветочками. В конце концов Джина обрела дар речи и сдавленно промолвила замогильным голосом: - Эта стерва всучила записку Ники. Он говорит, что какая-то рыжая чокнутая баба подошла к нему в школе и сунула бумажку. Я вызвала полицию, - она заплакала. Впрочем, "заплакала" - не то слово. Заревела в три ручья. Колени Джины подломились, и она упала в кресло. Никогда прежде не видел я свою жену настолько потрясенной и напуганной.
Читать дальше
