Артур Апфилд - Из собрания детективов «Радуги». Том 1.

Молодая женщина, чья совесть к тому же была не совсем чиста, не знала, какими сведениями располагает полиция, а поэтому решила, что сопротивляться бессмысленно, и, когда без четверти одиннадцать явился Ван Хаутем и предложил ей отправиться с ним, она не стала резко протестовать против лишения свободы, а весело ответила на его шутливое приветствие. По дороге в прокуратуру они болтали о всяких пустяках, но оба избегали касаться дела, которое занимало их мысли.

Ван Хаутем оставил Труди в неуютной приемной в обществе ворчливого полицейского сержанта, а сам прошел прямо к Вилденбергу, чтобы доложить о некоторых новых подробностях.

Лаборанты, проверившие содержимое пятидесяти коробочек пудры «Робинетт», установили, что общий вес морфия составляет 2435 граммов. Дейкема — от его острого глаза при обыске мало что может укрыться — нашел в маленьком складе за конторой Ивера большую бочку, наполненную солью для ванн, опорожнил ее и вытащил из-под соли спрятанные там два вместительных баллона с винтовыми крышками, наполненные белым кристаллическим порошком. Взяв пробу, Дейкема послал одного из своих помощников в лабораторию, и тогда выяснилось, что найдена еще одна партия морфия, совершенно такого же, как обнаруженный в четвертом номере Фидлеровского пансиона. Когда об этом сообщили комиссару, у него исчезли последние сомнения в законности задержания Ивера. К тому же зубной врач, приглашенный для консультации, считает весьма маловероятным, чтобы Ивер ночью страдал зубной болью. У француза были съемные протезы — нижний и верхний! Однако, как большинство медицинских экспертов, зубной врач тоже оставил себе лазейку, которой не мог не воспользоваться опытный защитник. Разумеется, возможно , что пациент ощущал боль в полости рта не от испорченного зуба. На левой стороне нижней челюсти десна слегка припухла и покраснела, и пациент утверждает, что вчера болело именно в этом месте. Пожав плечами, Ван Хаутем отложил медицинское заключение в сторону. У Ивера хватит ума принять меры предосторожности: он мог нарочно натереть или поцарапать свои беззубые десны, чтобы получилась болезненная ранка.

Вилденберг выслушал эти подробности с большим вниманием.

— А знаете, Ван Хаутем, — заметил он, когда доклад был окончен, — вы просто невероятно удачливы в расследованиях! Возьмем хотя бы этот случай. Вам точно преподнесли его на блюдечке с голубой каемочкой. По случайному стечению обстоятельств в Амстердаме срывается попытка переправить партию бриллиантов, похищенных чрезвычайно ловкими преступниками, и вот — через двадцать четыре часа после того, как вы это обнаружили, — один из непосредственных участников акции, некто Фрюкберг, уже сидит за решеткой. Вдобавок вы накрыли крупную контрабанду морфия, и опять вероятный преступник, как спелое яблоко, падает вам прямо в руки. Уж нет ли тут каких-нибудь фокусов, о которых вы умалчиваете?

Комиссар имел твердую привычку не обсуждать с прокурором подобные шутки. Когда он благополучно завершал трудное дело, его коллеги и начальство частенько приписывали это только удаче, тогда как успех являлся результатом долгих размышлений и кропотливой повседневной работы. Но что поделаешь, не рассказывать же всем об этом: еще подумают, что напрашиваешься на комплименты.

— Вы исходите из того, что бриллианты попали в руки Терборга случайно, — задумчиво сказал он, — а я в этом не совсем уверен. Мне трудно объяснить, но ведь и само это ограбление довольно необычное. Я спрашиваю себя, а не имеет ли эта история совсем иное значение? Может быть, они нарочно привлекают внимание к Амстердаму, чтобы отвлечь нас от других мест, где тем временем начнется перевозка остальных драгоценностей? Сегодня утром я указал Фиделю из французской полиции на эту возможность, и он со мной согласился. — Ван Хаутем помолчал. — Не пора ли пригласить сюда фройляйн Мигль? По сведениям бернской полиции, эта женщина — один из лучших детективов в бюро Людвига Целлера, и я убежден, она рассказала нам далеко не все, что знает. Не отрицаю: именно она навела меня на след морфия, но к делу о бриллиантах морфий не имеет никакого отношения. Ей это прекрасно известно, и, следовательно, перед нами опять отвлекающий маневр. Фройляйн Мигль еще не закончила свои дела здесь, в Амстердаме, иначе не вернулась бы вместе с Фрюкбергом на Реполирсграхт. Разумеется, я принял меры, чтобы ни на минуту не упускать ее из виду, а поэтому сразу после этого разговора хочу как бы предоставить ей свободу передвижения.