Анатолий Безуглов - Хищники

– А я слышала, Авдонин и Осетров не смогли разойтись на узкой дорожке из-за вашей дочери.

– Как это – на узкой дорожке? – повысил голос Гай.

– Ревность…

– Интересно,– усмехнулся Федор Лукич.– Кто успел… От кого вы могли услышать такое? Лезть в личные дела…

– Простите, Федор Лукич, может быть, вам это не очень приятно, но, увы, следователь иной раз вынужден касаться личной жизни людей. В интересах дела… Скажите, какие отношения были между Мариной, Осетровым и Авдониным?

– Я считаю, что есть область, куда не имеют право вторгаться даже родители,– ответил Гай, глядя прямо в глаза следователю.

– Она с вами не делилась?

– Нет. Но если бы это было и так… Я бы выслушал, но не дал никакого совета… Что, парадоксально?

– Но совет отца! – возразила Ольга Арчиловна.– Добрый, чуткий…

– Поверьте, дорогая! – воскликнул Гай и, спохватившись, стал извиняться: – Ради бога, извините, Ольга Арчиловна… Вы же для меня по возрасту… Так вот, мое правило: в личную жизнь дочери не вмешиваться…

Он замолчал, словно давал понять: на эту тему распространяться больше не намерен.

«Ну что ж,– подумала Дагурова,– наверное, у него есть основания так говорить. Или пытается что-то скрыть?»

Она решила пока не слишком нажимать. Человек не камень. А пережить Гаю за какие-то последние десять часов пришлось немало.

– Я хочу поговорить с вашей дочерью,– сказала следователь.

– Пожалейте ее,– умоляюще сложил руки Гай.– Представьте ее состояние… Совсем ведь ребенок…

– Федор Лукич, поймите и вы меня. Дыма без огня не бывает. И мое любопытство не праздное…

– Ну хотя бы не сегодня. Пусть придет в себя. Я готов давать вам любые показания… Не мальчик ведь, вижу, это не просто разговор, это допрос…

– Да, и мы оформим его протоколом. А насчет вашей дочери… Хорошо, постараюсь ее сегодня не беспокоить. Если в этом не будет крайней необходимости… Но вернемся к Авдонину и Осетрову.

Федор Лукич посмотрел на Дагурову с благодарностью.

– Ревность… Ревность,– повторил он.– А ведь, знаете, ни тот, ни другой внешне это не проявляли. Во всяком случае, при мне.

– А любовь?

Гай виновато улыбнулся.

– Нил дружил с Мариной с детства. Возможно, это чувство переросло в любовь. У них какие-то свои темы для разговоров, точки соприкосновения. Какой девочке не нравится покровительство юноши? Но последнее время я их вместе почти не видел.

– А раньше?

– Раньше? Раньше он мог проделать двадцать километров на лыжах, в пургу, чтобы повидать ее в Шамаюне. А вывод делайте сами.

– Понятно. Теперь об Авдонине.

– Тут ответить будет посложнее. Эдгар Евгеньевич почти вдвое старше Марины…

– Что же, разве не бывает?

– Разумеется, бывает. Сколько хотите. И в жизни, и в литературе. Только я хочу сказать, что мужчина в таком возрасте проявляет свои чувства более сдержанно.

– А по-моему, наоборот,– возразила следователь.

– Да? – удивился Гай.

– Возраст раскрепощает. Это в молодости мы стеснительные…

– Эдгар Евгеньевич оказывал Марине знаки внимания,– сказал Гай.

– В чем это выражалось?

– Привозил из Москвы различные безделушки…

– Они переписывались?

– Не знаю. Дочь ведь здесь со мной бывала только во время каникул. А выспрашивать у воспитателей в интернате… Нет, это недостойно.

– Когда они познакомились?

– Три года назад. Я почувствовал – что-то в ней заинтересовало Эдгара Евгеньевича. Но тогда она была и вовсе ребенок… Потом в каждый приезд вечерами у нас пропадал. Уже темно, поневоле начинаешь беспокоиться, как он доберется до «академгородка», мало ли – волки, медведь-шатун… А он ей все о Москве, о знакомых артистах. О Париже… За полночь засиживался.– Гай вздохнул.

– Значит, она ему нравилась?

– Если бы не нравилась, не вел бы себя так. Как вы думаете?

Гай вдруг прислушался. И Дагурова различила звук автомобиля. Как только улетел вертолет, ей все время казалось, что они теперь оторваны от привычного механизированного мира и в него можно добраться лишь звериными тропами. Напротив окна резко притормозил автофургон «Москвич» с надписью: «Почта». Из кабины выскочил молоденький шофер и направился прямехонько к дверям дирекции.

Гай недоуменно посмотрел на часы, на следователя. Такая ранняя весть тревожила…

– Можно? – заглянул в дверь водитель.

– Да, Гриша. Что это спозаранку? – поднялся ему навстречу Гай.

– Здрасьте.– Шофер зачем-то снял кепку и вручил директору заповедника вчетверо сложенную бумажку.– Распишитесь, Федор Лукич. И минуты поставьте точно. Мчал на всех парах…