Анатолий Безуглов - Факел сатаны

– Заранее не давайте ни в коем случае! Дорвется до башлей, а тем более до валюты,– только вы его видели…

Бродяга растерянно огляделся, махнул рукой и шагнул к яме.

– Ладно, потом,– согласился он.

– Мы будем здесь рядом,– сказала ему Стелла.– На могиле памятник в виде женского бюста…

– Знаю, знаю,– откликнулся бомж уже из могилы.

Стелла потянула Гранскую за локоть, видимо, не желая присутствовать при неприятном зрелище. Инга Казимировна тоже стремилась уйти скорее.

– Не знаю, как вас благодарить,– поклонилась старушка, осеняя себя крестом.– Дай Бог вам здоровья…

– Не стоит, честное слово,– пробормотала Стелла, и они с Гранской поспешили прочь.

На могиле подруги женщины немного пришли в себя. Положили у памятника часть привезенных с собой цветов, зажгли свечу и присели на деревянную скамеечку. И только тут Гранская обратила внимание на высеченную на камне фамилию умершей Стеллиной подруги: Лариса Михайлова-Шагурина 5.Х-1954 г. – 12.VII-1990 г.

– Скажи, а кем работала Лариса Шагурина? – спросила Инга Казимировна и показала на надгробье.

– Актрисой. А что?– в свою очередь, поинтересовалась Стелла.– Знакома по театру?

– По сцене – не помню, а вот по делу, если это она,– фамилия, имя, возраст совпадают,– сказала Гранская и, задумавшись на минуту, вновь спросила:– А от чего она умерла? Не от сифилиса?

– Сифилиса?– удивилась Стелла.– Не может быть! А впрочем, я не знаю, от чего. Не написали. Но почему ты решила, что Лариса…

Стелла, не закончив предложение, замолчала. То ли от нахлынувших воспоминаний или раздумий, то ли от того, что услышала стук по дереву – то могильщики чинили гроб. Скоро появился и бродяга.

– Ну вот, сделал.– На его лице играла туповатая улыбка.– А гражданочка иностранка? – с почтением произнес бомж, нетерпеливо наблюдая, как она роется в портмоне.

– Да… Но я русская,– ответила Стелла. И стала отсчитывать доллары.

Поняв намерение Стеллы, Гранская поспешила достать свой кошелек и вынула четвертной.

– У меня есть рубли.

– Оставь,– отвела ее руку родственница и протянула бродяге несколько зеленых бумажек.– Восемьдесят хватит?

– Во! – провел рукой по макушке бомж и быстренько спрятал банкноты в карман брюк.– Данке шон.

– Шпрехен зи дойч? – удивилась Стелла.

– И по-французски тоже,– закивал бродяга.– Гран мерси…

Инга Казимировна с любопытством посмотрела на него. Бомж поймал ее взгляд и с достоинством сказал:

– Перед вами, господа, кандидат технических наук.

– И как же это вы?…– вырвалось у Стеллы.

Она хотела добавить «докатились до такого состояния», но вовремя остановилась.

– Жертва нашей системы,– понял ее бродяга.– Десять лет бился за свое изобретение. Оно, видите ли, встало поперек горла целому научно-исследовательскому институту… Короче, скушали и выбросили объедки от меня на помойку.

Он вдруг выбежал, хромая, за ограду и взял на соседней могиле недопитую бутылку портвейна. Выпив вино залпом и деловито засунув пустую тару в карман телогрейки, бомж вернулся. На его лице разлилось блаженство.

– Не пропадать же добру…– оправдывался он.– Да и озяб я что-то.

Глядя на него, Гранская вспомнила Молоткова и Довгаля. Ведь тоже талантливые люди. Один художник, другой – кинорежиссер. И оба, как этот бродяга, выброшены обществом, словно ненужная шелуха.

Когда они выходили из следственного изолятора (непричастность Баобаба и Моржа к преступлению была доказана), то клялись Инге Казимировне, что будут вести честную жизнь. Но следователь мало верила этому. Дно держит крепко, а помочь некому, не до них сегодня…

– Простите, как ваше имя, отчество,– спросила Стелла.

– Какое отчество! – осклабился бомж.– Я даже имя свое стал забывать… Зовите лучше – Аксакал…

– Почему Аксакал?:– поинтересовалась Гранская.

– Я на кладбище больше десяти лет кантуюсь. Вот и прозвали…

– Ну а семья ваша как? – задала вопрос Стелла.

– «Было и прошло»,– пропел слова известной песни бродяга и махнул рукой.

Инга Казимировна сделала родственнице незаметный жест, что пора идти. Они вышли на центральную аллею. Аксакал, по-видимому, считал обязанным сопровождать женщин из-за щедрой подачки (на черном рынке доллар шел по 25 рублей), а может, просто потому, что за много лет к нему отнеслись как к человеку.

– Начинал я «санитаром»,– делился сведениями из своей биографии бродяга.– И тогда был сыт, пьян и нос, как говорится, в табаке…