Владимир Куценко - Тревожные будни

Вот и Верхние торговые ряды. Брэдли взбежал на второй этаж. Но почему вдруг на дверях магазина Глазунова замок? Что случилось? Стараясь не выдать своего беспокойства, Джон зашел в соседний магазин и, приподняв соболью шапку, вежливо осведомился у его хозяина, господина Шера, о причинах этого доселе небывалого явления. Прежде чем удовлетворить любопытство гостя, который был и его постоянным покупателем, ювелир покосился на входную дверь и, понизив голос до шепота, проговорил:

— Вы немножечко опоздали, мистер Брэдли. Я вам сочувствую.

— Что же случилось, господин Шер? Где я могу увидеть господина Глазунова?

— Вы спрашиваете меня, что случилось? Я скажу вам, что то же самое могло случиться и со мной. И если вы так хотите видеть господина Глазунова, то вы сможете найти его в Знаменском переулке. Он уже там. Но лично я не пожелал бы иметь дело с уголовной милицией.

— Господин Глазунов арестован?

— Я вам этого не говорил. Просто пришел утром матрос из милиции, увидел в магазине жемчуг и пригласил господина Глазунова составить ему компанию по пути в Знаменский переулок. Вас это устраивает?

— Позвольте, но жемчуг бывал в продаже и раньше! И в вашем, и в других магазинах.

— Не нужно путать меня в эту нехорошую историю, — сказал ювелир. — Я никогда не покупал жемчуг, который мог быть в патриаршей ризнице.

— Значит, господин Глазунов...

— О, бога ради! Я ничего не знаю. Лучше спросите об этом его самого. Но не надо быть пророком, чтобы догадаться: если твоей персоной заинтересовалась уголовная милиция, то...

Джон понял, что никто здесь не поможет ему. Верхние торговые ряды уже находились в поле зрения уголовного розыска. Надо было попытать счастья где-то в ином месте.

Эксперты подтвердили, что обнаруженные в магазине Глазунова 105 золотников жемчуга похищены из патриаршей ризницы. Оставалось установить, каким образом оказался он в Верхних торговых рядах.

По распоряжению Рогова материалы на ювелира Глазунова были переданы в следственную комиссию. Там они попали к следователю Лейсту.

Сын известного в то время московского профессора, Лейст занимался адвокатской практикой еще до революции. Предложение новой власти поступить на службу он принял без энтузиазма. Как и многие представители старой интеллигенции, считал, что дни Советов сочтены. Свое согласие сотрудничать с большевиками оправдывал безвыходностью создавшегося положения: надо было как-то продержаться, выжить.

— К тому же, — доверительно говорил Лейст друзьям, — на этом поприще я имею возможность помогать ближним.

В глубине души Лейст надеялся, что расследование кражи из ризницы не только затянется, но и вообще зайдет в тупик. Это даст определенным органам печати вдоволь пищи для яростных нападок на Советы. В конце концов кампанию в печати можно повести так, что еще больше будут затронуты религиозные чувства верующих. А потом... Конечно, все эти далеко идущие прогнозы Лейст держал при себе.

Ювелира Глазунова Лейст знал давно. Два или три раза тот прибегал к услугам адвоката и благодаря его усердию выигрывал судебные процессы. Допрос Глазунова напоминал беседу двух давно не встречавшихся приятелей, которым было что сообщить друг другу. Лейст записал установочные данные ювелира и его ответ, из которого явствовало, что обнаруженный у него жемчуг приобретен по случаю за 6500 рублей у совершенно незнакомого ему, Глазунову, человека.

Лейст уже собирался дать ювелиру протокол допроса для ознакомления и подписи, как в комнату вошел Розенталь. Чтобы опередить вопросы комиссара и навязать ему свое мнение, следователь взял протокол и безразличным тоном заговорил:

— Обычное дело, Карл Гертович. Владелец магазина купил жемчуг у неизвестного ему лица. Опираясь на свой многолетний опыт работы в юстиции, смею вас заверить, что так поступают все без исключения ювелиры.

Розенталь взял протокол, внимательно прочитал и положил на стол. Затем чиркнул зажигалкой, раскурил трубку, в упор посмотрел на Глазунова.

— Скажите, гражданин Глазунов, как вы расцениваете совершенную в Кремле кражу? — спросил Розенталь.

— Думаю, что кража есть кража, если так вам будет угодно.

— Нет, далеко не так. Краже из патриаршей ризницы мы придаем особое, политическое значение. С этих позиций, — продолжал Розенталь, — мы подходим к каждому, кто не только лично участвовал в преступлении, но и в какой-то мере оказался причастным к нему или пожелал скрыть от следствия известные ему по данному делу факты.