Анна Малышева - Алмазы Цирцеи

– Что-то не так с этим панно? – Вера будто ее не услышала.

«У нее дьявольское чутье, второй десяток лет мотается по гостиницам, каждый день невольно решает психологические шарады. Ее трудно обмануть. На уровне инстинкта она понимает все!»

– Не выдумывай, – отмахнулась женщина. – Все очень просто. В последний момент панно передали реставрировать другому мастеру, и эта художница ужасно расстроена. Хотела поехать, поговорить с коллегой… Теперь уж не получится. Только в Москве и области сотни частных мастерских, не будет же она проверять все!

Вера слушала с самым недоверчивым видом, хмурясь и разглядывая лак на ногтях. Наконец она подняла голову:

– Предположим… Хотелось бы верить, что эти две смерти не связаны. Но, Лена, смотри… Если ты что-то сейчас от меня скрываешь, лучше признайся! Я одна двоих детей воспитываю, между прочим!

– Да ты тут при чем? – воскликнула Елена.

– При том, что я знаю адрес. Сергей мне все рассказал утром.

Им навстречу сверху спускались горничные. Наперебой щебеча, девушки миновали площадку третьего этажа и, внезапно увидев свою начальницу, разом замолчали, как будто кто-то перерубил ножом их звонкие голоса. Дав девушкам время спуститься, Елена взяла подругу под руку:

– Ты ведь поможешь этой художнице? Правда, она того заслуживает.

– Я боюсь, – еле слышно ответила та.

– Опасности никакой нет… Кто-нибудь еще знает, что Сергей сообщил тебе адрес? – Она поздно поняла, что сболтнула совсем не то, что следует.

Вера отшатнулась, выдернув руку, ее раскосые глаза вмиг сделались округлыми.

– Значит, все-таки его убили из-за адреса?!

– Скажи мне адрес и забудь его! – упрашивала Елена, уже без надежды на успех. Вера впервые казалась такой напуганной. – Тебе ничто не угрожает. А если адрес узнаю еще и я – тем безопаснее! Ты же понимаешь, выданная тайна уже не имеет цены…

Аргумент, даже ей самой казавшийся слишком слабым, неожиданно подействовал. Вера, обдумав что-то, со вздохом покорилась:

– Может, и так. Но только ты не говори ей, что это я сообщила.

На этих условиях они и договорились. Старшая горничная, явно собиравшаяся сперва тоже заглянуть в кафе, чтобы поболтать со своим поклонником, исчезла, сославшись на неотложные дела. Войдя в зал, Елена увидела Александру за тем самым столиком в углу, где они встретились прошлый раз. Перед ней стояла большая чашка капуччино, до краев полная сливочной пеной. Художница не притрагивалась к кофе, дымя сигаретой и разглядывая потолок. В кафе было не протолкнуться, в этот час многие постояльцы назначали здесь встречи. Бармен сновал за стойкой, поднимая и опуская рычаги кофе-машины, разливая по рюмкам коньяк и ликеры. Елена подошла к диванчику, на краю которого примостилась Александра, и окликнула ее. Та находилась в такой прострации, что звать пришлось трижды.

– Идемте, я вас провожу, – сказала Елена, участливо касаясь ее плеча. Она в этот миг чувствовала себя кем-то вроде доброй волшебницы, явившейся помочь героине, попавшей в затруднение. Было очень приятно сознавать, что пара произнесенных тобой слов могут сделать кого-то счастливым.

– Да, мне тут нечего делать. – Александра выбралась из-за стола и покорно пошла к выходу вслед за ней. Когда они оказались в коридоре, Елена отвела художницу в самый его конец, к окну, осмотрелась и решила, что они находятся в недосягаемости для любопытных ушей.

– Хочу вас порадовать, – негромко сказала она. – Я все же узнала адрес. Записывайте или запоминайте, он очень простой – Сретенка, двадцать пять дробь два.

Александра смотрела на нее, слегка нахмурившись, будто ожидая продолжения. У нее было такое странное выражение лица, что Елена забеспокоилась, почуяв неладное.

– В чем дело? Адрес вам знаком?

– Бог ты мой, – низким голосом выговорила Александра, обретая наконец дар речи. – И бедного парня убили из-за ерунды… По этому адресу нет панно. Это тот самый дом, куда его, как я предполагала, должны были отвезти. Но в последний момент все изменилось, и оно отправилось в другом направлении.

Художница даже не выглядела сильно расстроенной, так глубоко было ее отчаяние.

Зато Елена разволновалась до того, что места себе не находила. Женщина терпеть не могла Сергея, ее мутило от наглого и беспринципного коридорного. Он, как была убеждена Елена, при случае пошел бы и на преступление, если бы об этом никто не узнал. Но его смерть выглядела трагической и нелепой – тем более трагической, чем более нелепой.