Алексей Котрунцев - Последний грех

Максиму повезло чуть больше. Напором, свалив Туфченко с ног, он лихо пробежался по его ребрам и готов был бежать дальше, как в каком-то неестественном для себя прыжке украинец схватил его за лодыжку. Мальчик упал, задергал ногой, но хватка не ослабевала. Понимая, что терять уже нечего, оборвыш развернулся и другой ногой врезал противнику в лицо. Из носа Туфченко брызнула кровь, рот раскрылся и, с дикими воем он кинулся на обидчика. Удары посыпались, как горох из худого мешка. Последнее, что запомнил Максим, перекошенную от злобы рожу вперемешку с градом летевших кулаков. Свет в глазах стал пропадать.

— Туфтяй, хорош тебе! Угробишь пацана, потом кто его лечить будет?! — Сидя на Пашке, Карпыч гладил пузо и тяжело дышал.

— А это ты видел?! — С обидой, словно несправедливо наказанный ребенок, Туфтяй держал палец у разбитого носа. Распухший, нос напоминал красную влажную картофелину. Неровные струйки крови текли Туфченко прямо в рот. — Змееныш! Башку ему оторвать мало!

Ударив еще, истязатель завернул детскую руку и, по примеру Карпыча, уселся на пленника сверху.

— Ничего до свадьбы заживет. — Усач хитро ухмыльнулся.

— Смешно, да? Бери их на хрен за шкирку и в отстойник, пока я не передумал!

— Жор, да ты прям, как Тайсон, — Обнажая золотые коронки, губы Карпыча расползлись в улыбке. — Ладно, не психуй. Давай его сюда.

Ухватив бесчувственного Пашку, Карпыч поднялся и подошел к Туфченко.

— Ну, чего?! Вставай, и этого заберу. Если ты его не прибил!

— Не переживай — они живучие. Проверено уже.

Последнюю фразу Карпыч не понял, не было нужды. Он нагнулся и попытался схватить Максима за волосы. Короткий ежик мальчишеских волос топорщился и неизменно выскальзывал из-под толстых пальцев.

— Блядь, и не возьмешься по-человечески. Туфтяй, подсоби.

Украинец подхватил Максима за плечи, приподнял и, Карпыч уже локтем зажал детскую шею. Не оборачиваясь, как паук с двумя пойманными комариками, усач медленно пополз в свое логово.

— Э, Карпыч! Погоди!

Он остановился — стоя спиной, ждал продолжения.

— Карпыч, а бабки когда?

— Бабки?! — Пошевелив усами, будто вспоминая, о чем идет речь, Карпыч выдохнул. — Бабок пока нет. Хозяин приедет, тогда и поговорим.

— Да елки-палки! А когда он будет?

— А я знаю? На следующей неделе привезешь картошку, тогда и получишь. Наверное.

— А раньше… никак?

Карпыч не ответил — перехватил пацанов и, переставляя мощные ноги, неторопливо продолжил путь. Туфтяй покачал головой: «Вот мудак! Я с ним по-человечески, а он…». Дверь хлопнула, усач скрылся внутри.

Воздуха не хватало. Максим открывал рот, пытаясь захватить хоть чуть-чуть, но его не было. С трудом, будто выныривая из-под толщи воды, забарахтал руками. Казалось, он плыл и плыл к манящему источнику света, но, как горизонт, тот был недостижим. Наконец, вода кончилась, но и здесь вздохнуть в полную силу не было никакой возможности. В отчаянной попытке мальчик еще раз дернулся и всей силой легких втянул в себя окружающее пространство. Толща исчезла, и мир вернулся в привычные краски.

Первое, что почувствовал оборвыш, стальную хватку на горле. Его кто-то держал, ноги болтались, руки почти тоже. Освободиться не было сил. Он дернулся, хватка сжалась еще сильнее. То, что видели глаза, казалось странным зрелищем. Впрочем, картинка была похоже на плохую телетрансляцию: изображение постоянно пропадало. Максим то проваливался в захвате толстой руки, то эта самая рука начисто перекрывала ему кислород, и тогда уже было не до зрелища — глотнуть бы воздуха.

Карпыч захлопнул дверь и, как бездушных кукол, кинул мальчишечьи тела на пол. Боли от жесткого приземления не было. Также, как и облегчения. Увидев его осмысленный взгляд, усач сипло рыкнул.

— Люк видишь?! — Толстый палец ткнул в пол. — Открывай!

Максим не реагировал.

— Люк, говорю, открывай! — Громкий рев заставил мальчика вздрогнуть. Он вскочил, схватил ручку, торчащую из пола, и рванул на себя. Под ногами, пугающей чернотой, образовался квадрат. Максим увидел ступени. Уходящие вниз, они соединяли два мира — свет и тьму. Оборвыш попятился назад.

— Куда?! В люк полезай!

Максим не шевелился, лезть в подземелье не хотелось.

— Ну что — оглох? Говорю, вали туда!

— З-зачем?!

— Затем! Сейчас объясню!

Схватив за шею, усач подтащил мальчика к краю квадрата и мощным пинком придал ускорение. Считая гудевшими ребрами ступени, Максим полетел вниз. Следом — Пашка. Тело друга, будто мучной куль, скатилось вниз и, упав на пол, не шевелилось. Максим открыл глаза — Пашка не двигался и даже не стонал. Друг лежал в полуметре, бледный, грязный, в кровяных подтеках. Максим протянул руку, толкнул его в плечо, Пашка не реагировал. Приподнявшись, приложил ухо к груди — дыхание, вроде, было. Медленно, едва заметно, но мальчик дышал. Максим посмотрел наверх, теперь квадрат света, из которого они выпали, исчезал. Усач закрывал люк.