Мария Жукова-Гладкова - На шее у русского принца

«Она ничего не перепутала?»

Но вслух я не стала ничего спрашивать, продолжая изображать не понимающую русского языка иностранку.

– Мама, а она не сбежит, пока мы за участковым ходим? – спросила девочка.

– Да куда она от денег-то? Она же на картины твоего отца нацелилась. Тут будет сидеть. А папаша твой, если вчера нажрался, как обычно, то еще часа два будет спать. А мне говорил, что денег нет. Хотя, наверное, это проповедники дали, чтобы его, пьяного, обобрать…

Мать с дочерью ушли, не попрощавшись со мной, я закрыла дверь и пошла посмотреть на художника. Меня устраивала встреча с милицией, или полицией, или кто они теперь в России. Мне нужно было вернуться в квартиру Константина, который, кстати, уже мог заявить о моем исчезновении. Ведь за меня же совсем недавно требовали выкуп. Должен же был кто-то из этих милиционеров или полицейских про это слышать!

Про дядьку, который меня допрашивал в другом деревянном доме, я решила молчать. Скажу, что ничего не помню. Вышли вечером прогуляться с домработницей продюсера – и провал. Очнулась в этом доме. Что взять с меня, с английской дуры, страдающей амнезией?

Я еще выпила чаю. Художник продолжал храпеть. Его напоили те, кто привез меня?

Милиция (или полиция, или кто они там) прибыла примерно через час вместе с крикливой теткой. Я никогда не видела таких странных машин. Нечто, напоминающее внедорожник, но, вероятно, придуманное специально для русских дорог, по которым пройдет не всякая японская машина.

Я вышла на очередной стук. Милиция (или полиция) попросила предъявить документы на очень плохом английском. Я сказала, что документов у меня нет, но зовут меня Барбара Кэмпбелл, я являюсь поданной Великобритании и хотела бы связаться с консулом. Когда русская полиция сможет обеспечить эту встречу?

Меня попросили еще раз назвать имя.

– Эта шалава говорит по-русски?! – заорала баба в своем стиле. – А нас тут обманывала, дрянь английская…

Я еще раз представилась и сказала, что хотела бы подать заявление в русскую полицию об оскорблении личности русской гражданкой, которая не удосужилась представиться, но неоднократно нелицеприятно высказалась в мой адрес – и перечислила все выдвинутые против меня обвинения. Я заявила, что собираюсь подавать иск в русский суд с требованием компенсации морального ущерба.

Двое приехавших милиционеров явно с трудом сдерживали смех.

– Ты, шалава английская, с меня деньги хочешь получить? А вот это не хочешь?

Баба продемонстрировала мне фигу. Маникюр отсутствовал.

– Вы видите и слышите, как меня встречают в вашей стране?

Один из молодых полицейских вызвал по рации подкрепление, потом сообщил мое имя.

– Да… – говорил он, поглядывая на меня. – Ага.

– Госпожа Кэмпбелл, а как вы здесь оказались? – спросил один из полицейских.

– Да какая она госпожа? – заорала баба. – Шалава она и есть шалава, несмотря на национальность. Моего мужика хотела увести, дрянь английская. Нет у них своих нормальных, так они на наших зарятся. Их мужики наших девок увозят, теперь вон ихние бабы понаехали за нашими мужиками.

– Так, а что же ваш муж не живет с вами в городской квартире, а круглогодично обитает на даче? – спросил один из полицейских.

И представители органов принялись за бабу. Я так и стояла в дверном проеме. Художник не просыпался.

Подкрепление подъехало довольно быстро, возглавляемое мужчиной лет тридцати пяти с майорскими погонами. Он представился мне по всей форме, а его коллеги тем временем загрузили бабу с девочкой в одну из машин и увезли. У меня спросили, можно ли пройти в дом.

– Это не мой дом, и я не знаю, имею ли право кого-либо туда пускать…

– А как вы сами здесь оказались? – спросил меня полицейский начальник.

Я честно сказала, что не знаю. Я придерживалась задуманной версии – вышли погулять с Таисией, какой-то мужчина схватил и ее, и меня за шкирки – и вот я здесь. Я сказала, что после пробуждения меня мучила невероятная жажда.

– Наверное, газом усыпляли, – высказал версию один из полицейских.

– У вас что-нибудь пропало? – спросил меня полицейский начальник.

– Нет. Выходя на прогулку, мы не брали ни документов, ни мобильных телефонов. Все должно быть в квартире.

Мне сказали, что потребуется составить протокол, меня отвезли в отделение, откуда я позвонила Константину, чей номер помнила наизусть. Услышав меня, продюсер лишился дара речи. Я пояснила, где пробудилась, потом трубку взял полицейский начальник.