Анна и Сергей Литвиновы - Три последних дня

«Бостон, Бостон… – думал Мирослав. – Не оттуда ли у нее акцент американского восточного побережья? К тому же среди двоих злоумышленников была одна девушка. В американских газетах приводился ее портрет, нарисованный полицейскими художниками со слов охранников музея».

Миро рассмотрел портрет очень внимательно. Да, весьма похожа на особу, с которой он познакомился в Стамбуле – на Глэдис до операции. К тому же время совпадает: новая пациентка, получившая лицо Юлии Николаевны, прибыла в Стамбул через пять дней после кражи.

То, что ограбление и пластическая операция совпали во времени, все ж таки могло быть случайностью. Да и похожесть полицейского рисунка на Глэдис – тоже. Но чтобы к ним прибавился акцент восточного побережья – такого – случайно! – не бывает.

Наши дни. Гваделупа

Майк буквально втолкнул их обеих в кабинет.

Трэвис, казалось, был даже удивлен появлением Тани с мамой.

– Что такое? – спросил он, воздев бровь.

– Бежать пытались засранки, – буркнул человек-гора.

– Вы? Хотели улепетнуть? Даже не поговорив? – обратился хозяин к Тане. – Что ж вы так решили? По меньшей мере невоспитанно с вашей стороны.

– Что он сказал? – шепотом переспросила у Татьяны мама.

– Куражится, – шепнула в ответ та по-русски. Она так зла была на мужчин – предателей и мерзавцев! – что могла бы в сию же минуту разорвать Майка и Дэна своими руками. И господина Трэвиса, до кучи, тоже. Но, увы, сила была не на ее стороне. Пришлось стиснуть зубы и подчиниться.

– Давайте, мои дорогие, все же с вами побеседуем, – продолжил Трэвис. – А чтобы наш разговор оказался конструктивным, я попрошу моих помощников подготовиться. И подготовить вас.

Он кивнул своим подручным. Те, видать, давно находились у него в услужении, потому как поняли его без слов.

Приготовления к «разговору» начались самые что ни на есть отвратительные. Точнее сказать – страшные.

Майк силой усадил Юлию Николаевну в ротанговое кресло. Скотчем плотно привязал ее руки к подлокотникам. Мама Тани не сопротивлялась. Она покорилась превосходящей силе и была безвольной, как восковая кукла.

Но когда мужчина приступил к Татьяне и захотел на тот же манер устроить в кресле ее, она вырвалась из его рук и, как могла сильно, двинула тюремщика ногой в живот. Тот отшатнулся, а потом в ответ залепил девушке пощечину. Однако все равно совладать с Татьяной не смог. Та плакала, но одновременно пыталась вырваться из рук мучителя, укусить или двинуть его ногой. На помощь к Майку кинулся Дэн.

И только вдвоем им удалось справиться с пленницей: как и Юлию Николаевну, ее угнездили в кресле и приторочили скотчем руки к подлокотникам. Однако вдобавок ее щиколотки притянули к ножкам кресла. Несмотря на то что тюремщики явно превосходили ее и числом, и физической силой, Татьяна все время, пока ее пытались зафиксировать, оскаливалась, словно разъяренная тигрица, пыталась даже укусить бандитов. Не сдавалась. Таков уж у нее характер: никогда не складывать лапки и биться до последнего. И даже когда ее обездвижили, она беспрерывно кричала:

– Мы – российские подданные! Вы не имеете права! У меня отец знаете кто?! Он – генерал ФСБ! Он со своим спецназом вас из-под земли достанет! Вы нигде от него не скроетесь!

В своей гневной запальчивости Садовникова все слегка преувеличивала, потому что Валерочка, во-первых, приходился ей не отцом, а отчимом, и являлся не генералом, а всего лишь полковником, да к тому же в отставке. И не было у него в подчинении никакого спецназа: всю жизнь до выхода на пенсию работал Ходасевич в одиночку, потому как сперва был нелегалом, а затем – аналитиком. Но кто отец у Садовниковой – полковник или генерал, одиночка или предводитель российского спецназа, – мерзавцам было решительно все равно.

Чтобы не слышать воплей девушки, бандиты залепили ей скотчем рот.

– Пленку постели, – будничным тоном приказал Трэвис.

Майк достал из шкафа полиэтиленовое покрытие, широкое и плотное. Они с Дэном вдвоем легко оторвали от земли кресло вместе со связанной Таней, расстелили на полу пленку, а потом поставили седалище посредине импровизированного ковра. Трэвис охотно пояснил, адресуясь к женщинам, причем довольно любезным тоном:

– Чтобы кровушкой паркет не запачкать. Отмывается плохо.

Глаза Тани расширились от ужаса, а мама, хоть и не поняла ни слова из их диалога, догадалась, конечно, что приготовления бандитов не сулят им с дочерью ничего хорошего, и принялась в свою очередь ругательски ругать их по-русски: