Джон Макдональд - Трэвис Мак-Ги

- Вы сказали, что он - убийца. Так что ж вы не велели ему убить и ее?

- Она стоит слишком дорого для такого риска. Было бы много шума, кто-нибудь непременно начал бы выяснять, откуда у нее взялось такое наследство. Могли начать потрошить Бриндля, всплыли бы его прошлые дела. Я сказал ему, что если он убьет ее, Я изжарю его на медленном огне. Послушайте, Мак-Ги, я могу записать это все для вас, если хотите.

- Так вы думаете, он не убьет ее.

- Я не знаю. Такие, как Бриндль, непредсказуемы. Если он сможет придумать, как сделать это, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения, что произошел несчастный случай, он это сделает. Или покончит с собой из-за какого-нибудь внезапного порыва. Такие люди пытаются так или иначе надуть окружающих всю свою жизнь. Они думают, что все остальные - круглые идиоты. Они думают, что все так же скучны и пусты изнутри, как и они сами. Я знал, что иду на риск. Но с другой стороны, я точно знал, что у нее не будет возможности поднимать скандал. Мертвая или сумасшедшая, она в любом случае выходит из игры. Поверьте мне, Мак-Ги, миллионы стоят такого риска. Вы никогда не получите больше подобного шанса, даже если проживете еще столько же.

- Да, наверное, - сказал я тихо. - Думаю, да.

Эта мокрица извивалась на дне грязной ямы, вода лилась ему на уши. А Тед, наверное даже не подозевал подвоха. Пожалуйста, помогите мне разобраться в этом вопросе, мистер Коллайр. Я хочу, чтобы моя дочь была в безопасностри, если со мной вдруг что-нибудь случится.

И Коллайр позаботился о его дочурке на славу. У него на посылках был веселый услужливый сопиопат, он только и дожидался самой странной, самой необычной работы. Позаботься о Тедовой дочке. О моей девочке. Подари ее старому доброму Говарду Биндлю.

Белый холодный свет заливал могилу, вокруг лампы велись мотыльки, задевая мохнатыми крылышками могилу Тома Коллайра. Он издал какой-то странный звук и, наклонившись поближе, я увидел, что он плачет. Нижняя губа его кривилась и дрожала. Бедный Том. Ладно, час потехи прошел. Все долги заплачены. Пусть теперь кто-нибудь другой нанимает убийц, сводит с ума, торгует обманом оптом и в розницу и вообще всячески забавляется.

Я сжал древко заступа с такой силой, что мои натруженнные ладни свело от боли. Дикое, жестокое желание подавил я в себе: взять сейчас лопату и быстрыми четкими ударами закопать яму вмес те с содержимым, от ног до скривившегося лица, разровнять место, заложить срезанным дерном и забыт сюда дорогу. Хихиканье, доносившееся из могилы, напоминало кваканье лягушек в канале.

Я достал из кармана нож, прыгнул в яму, надрезал несколько петель, стягивающих ему руки. Остальное пусть распутывает сам. Прихватив обе длинных лампы и взяв заступ подмышку, я аправился к машине. Я шел еле-еле, словно нехотя, словно кто-то дергал мое мое ватное, непослушное тело за веревочки. Мне так хотелось убить его, почему же я этого не сделал, повторял я про себя, шатаясь, как пьяный. Я едва разыскал огни фар "Агнессы" в темноте. Бездумно свалив весь принесенный скарб в ящик, я уселся за руль, и только там меня, наконец, отпустило. Постепенно я пришел в себя, почти сразу развернулся, выехал из развалившихся ворот, берегом канала выехал на дорогу у моста, по ней единым духом домчался до автострады - и, уже совершенно успокоившись, отправился домой.

Когда озабоченность, усталость и тоска отступили, верх немедленно взяло чувство юмора. Я представил, как это чучело, шатаясь добирается домой, на свою шумную вечеринку. А вот и снова я, девочки мои! Мой славный канареечный костюмчик вывалян в грязи, а в волосах полным-полно песку! Бумажник мой, знаете ли, пуст, а челюст едва не сломана чьим-то кулаком. А я так плакал, ой-ей-ей!

Но тем не менее гораздо больше меня забавляла другая вещь, менее шутовская. Он доберется до дома только к рассвету, когда все уже разойдутся, примет душ, вычистится, переоденется. Запрется у себя в кабинете и наберет домашний номер Хиспа. И когда Лоутон Хисп подойдет и скажет "алло", какой звук первым вырвется из горла Тома Коллайра? Полагаю, тихое бульканье. А потом, после непонятно олгой паузы, Хисп услышит: "С Новым Годом, Лоутон, вот все, зачем я тебе звонил!" И повесив трубку, Том Коллайр будет мрачно и недоуменно смотреть в стену, а потом будет придумывать, чтобы такое ужасное сделать со мной, и ничего дельного придумать не сможет...

До конца старого года оставалось не более двух часов. И мне почему-то не хотелось проводить их с кем бы то ни было. Даже с Майером.