Мы направлялись к правому крылу причала. Он не походил на обычную пристань с якорной стоянкой. Плавучая платформа из связанных бревен метров тридцати в длину и привязанная канатами к пням на берегу. И вдруг там же, на берегу, я увидел человека. Итак, белый человек. Лежит загорает тощий, жилистый мужчина. Седобородый. Темные очки. Грязное полотенце поперек живота.
Казалось, он спит. Но только казалось. Стоило нашей лодке ткнуться носом в песок, он разом сел, сорвал с себя темные очки, близоруко сощурился в нашу сторону, судорожно нащупал на песке другие очки, водрузил их себе на переносицу, проговорил взволнованно: "Боже мой!" - вскочил на ноги и с дикой скоростью, вроде бы не доступной таким старикашкам, побежал, кутаясь в полотенце, к ближайшей хижине.
- Смотри-ка, какой сюрприз для тебя! - пробормотал я. - Старцу под сто лет, а реагирует на красоту как юноша.
- По-моему, он вовсе нам не обрадовался, - задумчиво произнесла Мэри.
Мимоходом улыбнулась великану, выгрузившему ее из каноэ на берег, и продолжала:
- Может, он отшельник или эмигрант, питающийся отбросами моря. Тогда видеть белых ему совсем ни к чему.
- Да нет же! Он побежал наряжаться. Сейчас выскочит при полном параде, пожалуй, даже в смокинге, - уверенно заявил я. - И торжественно подаст нам руку.
И точно! Мы еще толком не выбрались на берег, как он появился опять, на сей раз в белой рубашке и белых брюках, при панаме. Белая борода, роскошные белые усы, обилие белых волос на голове - кабы Буффало Билл питал интерес к тропической моде, он обрел бы в лице этого парня достойного соперника.
Пыхтя и отдуваясь, он семенил навстречу нам с простертыми в приветствии руками. Теплоту предстоящей встречи я нисколько не переоценил, зато с возрастом перебрап по-крупному. Он ни на миг не переступил рубеж шестидесяти. Ему было пятьдесят пять, да, да, пятьдесят пять, не больше.
- Боже мой! Боже мой! - Он неистово жал нам руки, точно получил от нас первый приз на скачках. - Какая неожиданность! Какой сюрприз!
Утренняя разминка... Едва успел окунуться... Сохну... Не поверил своим глазам... Откуда вас принесло? Нет, нет, не торопитесь с ответом! Прошу ко мне! Восхитительный сюрприз! Просто восхитительный!
Он суетился, болтаясь у нас под ногами. Мэри улыбнулась мне, и мы пошли за ним. Короткая тропинка привела нас к фасаду, выложенному светлыми дощечками. Шесть широких деревянных ступенек - и мы в доме.
Как и в других хижинах, пол здесь вознесся над грунтом на сколько-то футов. Но в отличие от других хижин, дом имеет стены, вдоль которых расположились шкафы и серванты. Три четверти периметра занимает эта почтенная мебель, остальное - окна да двери. Окна без стекол, с жалюзи из переплетенных стеблей и листьев. Жалюзи вполне регулируемое: можно поднимать, можно опускать. Специфический запах, в первый момент я затрудняюсь его опознать и обозначить. Пол изготовлен из пальмового листа, уложенного на частые поперечные балки. Потолка как такового нет.
Вместо него - перекладины, образующие изнанку крыши. Крышу я долго и заинтересованно разглядываю.
Ну, что еще? В одном углу - старомодное бюро. У внутренней стены болыной сейф. На полу - ярко расцвеченные циновки. Тростниковые стулья и кушетки, рядом с ними - низенькие столики. В этой комнате можно с превеликим душевным уютом коротать время, особенно под глоток чего-нибудь этакого.
Старик - я не мог о нем помыслить по-иному при его-то бороде - был телепат.
- Присаживайтесь, присаживайтесь! Чувствуйте себя как дома! Может, по глотку? Конечно, прежде всего по глотку! Вам это необходимо. - Он ухватился за колокольчик и принялся звонить с таким рвением, словно хотел установить, сколько издевательств способен выдержать несчастный инструмент, прежде чем расколется пополам. Положив колокольчик, он посмотрел на меня:
- Рановато для виски? Верно?
- Да нет, в такое утро можно.
- А вам, юная леди? Коньячку? А? Коньячку?
- Благодарю вас, - и она одарила старца такой улыбкой, какой я от нее еще ни разу не удостоился. А ветхий ловелас аж зашелся от блаженства, пальцы на ногах поджал. - Вы так добры.
Я постепенно приходил к выводу, что его с постоянными повторами, построенная на перепевах и восклицаниях речь всегда такая; кстати, мне почудилось в этом голосе нечто смутно знакомое, - как вдруг отворилась задняя дверь, и в комнату вошел юноша-китаец, низкорослый, тощий, в одежде цвета хаки. Мышечная система его физиономии явно была сосредоточена на одной-единственной задаче: держать под замком эмоции. В результате он и бровью не повел, увидев нас.
Читать дальше