Виктор Пронин - Снежная версия

— Что-нибудь заметил? — спросил Левашов.

— Ничего интересного. Хотя вся эта суматоха с родами была ему очень на руку.

— Ни с чемоданом, ни с сумкой в коридоре никто не появлялся?

— Нет. Буфетчица прошла с весами, но в них ничего не спрячешь.

— А аптечные ящики? Он не мог ими воспользоваться?

— Они в купе у Оли. Их всего три — наш, из соседнего вагона и еще откуда-то… Из четвертого, что ли…

— А этот рыбак, который на крышу поднимался? — спросил Левашов. — У него ничего с собой не было?

— Я ему тамбур открывал. Душа парень.

— Что-то не видно этого поганца Кнышева… Профинструктора…

— В другой вагон выселился.

— А вещи? — спросил Левашов.

— Унес с собой. У него один большой чемодан. Денег там нет. Я помогал ему укладываться.

— Знаешь, что я подумал… Сейчас любой может выселиться в другой вагон и оставить свой чемодан в купе. В каждом столько набито народу, что никто не знает, где чьи вещи.

— Не исключено, но маловероятно. Рискованно.

— Ладно, Гена. Иди отдыхай, а я заступаю на дежурство. В случае чего я в пятом купе. Да, ты где это побриться опять успел?

— Ха! Было бы желание! — Пермяков был польщен. — Есть тут один обладатель механической бритвы… Но ты ему не понравишься.

— Добрый вечер, товарищ бригадир, — сказал Левашов, присев и удобно ссутулившись у столика.

— А! Здравствуйте! — Дроздов приподнялся с полки, опустил ноги в валенках на пол и застегнул пуговицы кителя.

— Что новенького?

— А ничего. Сидим и сидеть будем. Разгрузочная неделька получилась. Говорят, печеночникам полезно.

— Ротор не идет?

— Какой ротор… Откуда?

— А в поезде все нормально?

— Если наше положение можно назвать нормальным… — Дроздов хмурился, словно был чем-то недоволен. Наконец Левашов понял — бригадир был недоволен собой. Мятый китель, щетина на подбородке, скомканная постель — все это лишало его уверенности, как бы обезоруживало.

— И ничего чрезвычайного не произошло?

Дроздов пожал плечами.

— Никто не ушел с поезда?

— В такую погоду? Это нужно рехнуться.

— Ничего ни у кого не пропало?

— В смысле украли? Нет, жалоб не поступало. На холод жаловались, на тесноту после переселения, вопросы задают — когда поедем, когда продукты подбросят… Ведь, между нами говоря, в поезде… голод. Один товарищ вез домой три килограмма шоколадных конфет — вчера вечером мы их раздали детям. А одна старушка отдала трехлитровую банку красной икры, так что детей мы и завтра сможем как-то поддержать. А в общем-то — голод. Самый настоящий.

— Да… Нехорошо получилось. Федор Васильевич, я хотел вас предупредить. Если кто о проверке документов спросит — ответьте, что так и должно быть. Мол, порядок такой. А может быть, запомните, кто спрашивал… — Левашов исподлобья глянул на бригадира.

— Вы спрашивали не пропало ли у кого что… Я вот вспомнил… У проводницы из седьмого вагона пропал ключ.

— У Оли? Какой ключ? От каких дверей?

— От всех дверей. От туалетных, от купе, от тамбуров. Все двери можно открыть этим ключом и пройти состав из конца в конец.

— А она не потеряла его?

— Нет. Он был у нее на кольце вместе с другими ключами. Так вот, другие на месте, а этого нет.

— Ну спасибо. Спокойной ночи.

А снаружи, заглушая снежные разряды, гудел тайфун. На сотни километров вокруг не было иных звуков, кроме надсадного глухого воя. Казалось, над головой с грохотом проносится бесконечный железнодорожный состав. Иногда, не выдержав напора ветра, с мерзлым треском валилось дерево или выворачивались доски из крыш. На пятые сутки скрылись под снегом реки и дороги, исчезли мелкие поселки, станции, будки стрелочников.

Во время такого снежного шабаша тебя вдруг охватывает острая тоска по самой обыкновенной пыли. Невольно представляешь, как идешь плохонькой проселочной дорогой, как тебя обгоняет дребезжащий грузовик, поднимая клубы пыли. Ты ничего не видишь в этой пыли, она скрипит на зубах, оседает на волосы — и тебя захлестывает счастье. Наступает момент, когда снег становится невыносимым. Слишком уж он вездесущ, слишком многое в его власти. Но когда кончается буран, и ты видишь, как бульдозеры расширяют дороги, как постепенно из снега показываются верхушки деревьев, заборы, ты чувствуешь радость победы. В небе торжествующе ревут мощные лайнеры, уходят на таежные дороги грузовики, легко и празднично скользят по сверкающим сопкам разноцветные лыжники, и солнце отражается в каждом склоне, повороте дороги. Острую до слез радость вызывают мудрый рокот бульдозера, рейсовый автобус, самолет, тяжело оседающий при посадке, свежий номер газеты, открытые магазины, озабоченные крики паровозов на вокзале.