Михаил Максимов - Записки сыщика

Эту старуху-экономку за ее долговременную службу хозяйка очень любила и во всем ей слепо верила. Да и экономка хозяйку свою также любила, и потому провизия, покупаемая ею каждодневно, всегда выходила с экономией, без остатка. Чай, сахар и кофе, также поношенное детское и самой хозяйки платье раздавалось ею каким-то бедным. Все другие экономические распоряжения служили для всего семейства образцом.

Ни одна кухарка не смела сказать хозяйке, что у нее провизии мало и что она щи для людей к вечеру всегда разбавляет водой, что у нее нередко не хватает хлеба. Боже избави! Ее бы на другой день прогнали.

Этого мало. Экономка эта, распоряжаясь экономическою частью, распоряжалась и детьми, которые нередко, по ее на них наговору, подвергались материнскому гневу. Тогда как дети были уже в совершенных летах и вполне понимали, что экономка их страшная мошенница, невзирая на ее лета, и отличная воровка.

Один раз старший сын был чем-то со стороны этой экономки сильно огорчен. Он пришел к матери и пожаловался ей на дерзости экономки. Он настойчиво просил прогнать мошенницу, объясняя, что она перемутила весь их дом и поселяет раздор между семейством.

Мать, не веря словам сына, велела ему замолчать и не оскорблять ее и экономку.

Ничего было делать, - ссориться сын не захотел и вышел от матери в слезах.

Но наконец судьба эту услужливую и преданную экономку наказала, и ее прогнали из дома без последствий. Вот как это произошло.

В доме этой богатой женщины произошла домашняя кража бриллиантовых вещей. Полиция, обыскивая прислугу, в том числе и экономку, нашла в сундуке ее два куска полотна и множество разных вещей, принадлежавших хозяйке. При этом надзиратель заключил, что вещи украла экономка и отдала их своему брату.

Продолжение к московским тайнам

Рассказ 1

Доброе смолчится, а худое молвится.

Пословица

Некто купец Палисандров от первого брака имел дочь с порядочной наружностью. Он решил, невзирая на свое ограниченное состояние, выдать ее в замужество хотя бы и за калеку, но непременно за богатого человека, дабы через это поддержать свои торговые обороты и занять в купеческом кругу почетное положение.

Мысль эта ни на минуту не давала ему покоя. "Эх! Кабы Бог привел мне устроить Феклушу, - так говаривал он второй своей жене, находясь по вечерам под влиянием лиссабонского вина, - то-то бы мы с тобой тогда, жена, запировали". Но, ложась спать, он задавал себе вопрос: как же это сделать ведь, пожалуй, богатый-то жених потребует много денег, а у меня их нет. С этой последней мыслью он, постоянно свертываясь в клубок на своей перине, как еж при виде собаки, засыпал до радостного утра.

У Палисандрова в числе его знакомых находились два коротких ему приятеля - оба оригинально опытные лица. Один был сводчиком, маклером и сватом темной руки, отличная бестия, по наружному виду можно было подумать, что он еврей, но на самом деле он был русский. А другой капиталист-процентщик, вечно смеющийся над человечеством, ни о чем не мыслящий, ничего не чувствующий и не понимающий, за исключением процентов в месяц, получаемых им от капитала, выдаваемого разного рода нуждающимся в ссуду. Как-то вечером, сидя втроем в каком-то заведении за бутылкой вина, разговаривали они о торговых и другого рода спекуляциях, о капиталах и капиталистах и, наконец, коснулись богатых невест и женихов.

Палисандров тотчас сказал:

- Ах! Если бы Бог привел отдать мне мою дочку за богатенького человека, - и не знаю, как бы я стал благодарить Бога! А того, кто бы мне это устроил, я бы наградил деньгами настолько, насколько бы он захотел. Ко мне ходят очень многие, да я дел-то с ними иметь не хочу, потому что обманут, злодейки, - этот народец уж мне известен. Покойный мой батюшка, когда я был женат на первой жене моей, мне часто говаривал: "Эх, Гаврик, не такую бы тебе надобно было иметь жену-то, а много богаче. Проклятые свахи меня надули. Впрочем, нечего сказать: она у тебя баба-то сама по себе хоть куда, да денег-то за ней нам дали мало, вот в чем беда!" После чего, бывало, покойник и хватит с досады-то чепарушки три-четыре порядочных, да и запоет песню: "Несчастная наша доля, деньги нас не любят!" Впрочем, покойный мой отец любил мою жену за то, что она умела ему угождать во всем.

- Что же, сударь, Гаврило Проходимович,- сказал, улыбаясь, сводчик, не отчаивайтесь, Бог милостив, лишь бы товарец-то ваш был видненький, а у меня женишок-то на примете на вашу руку есть. С капитальцем, тысячек двести серебрецом имеет. С маленьким только изъянцем: немного дурковат. Да это, думаю, ничего- при таком тесте, как вы, поумнеет - только бы дело-то состоялось.