Эллен Полл - Труп на балетной сцене

— Сегодня, — продолжала она в салфетку, — я потратила шесть часов, занимаясь хореографией па-де-де из первого акта, и все без толку. Мне кажется, все, что я делаю, абсолютно не так. А теперь, Господи помилуй, Янч решил открыть моей постановкой гала-сезон. — Она снова начала всхлипывать и приказала сама себе: — Заткнись, Рут! Черт тебя побери!

Джульет рассматривала макушку подруги. Когда они познакомились в колледже, у Рут вообще не было подруг. Она была гибкой, болезненно бледной девушкой, темноволосой, задумчивой, немногословной — молчуньей. Только после того как Джульет (смирившись с ненавистными требованиями дополнительных занятий по физподготовке) занялась современными танцами, она поняла, что Рут обратит на себя внимание. Сама Джульет — низенькая, кругленькая, принужденно улыбающаяся, с обманчивым голоском маленькой девочки и бело-розовой кожей — поразилась, как стремительно человекообразный овощ преображался в целый букет страстей. Заинтригованная, Джульет решила сблизиться с этой девушкой и, не спеша, шаг за шагом достигла той степени дружбы, когда поняла, что, несмотря на внешность воспитанной сибирскими волками дитяти, глубоко внутри Рут — творческая натура, движимая тягой к танцу. Позже, когда им было двадцать с чем-то и тридцать с чем-то, Джульет уже без удивления наблюдала, как Рут росла и развивалась в мире современного балета — сначала как исполнитель, затем (после двух операций на левом колене и операции на правой ступне) как оригинальный хореограф. Несмотря на продолжительные разъезды Рут по Европе и Калифорнии, они по-прежнему оставались близки, связанные теми узами доверия, которое возникло еще в колледже.

Теперь, сидя друг против друга в сгущающейся тьме, подруги напоминали дружеские шаржи на тех девчонок, какими были, когда только познакомились. Джульет до сих пор оставалась красивой и нежной — с большими голубыми глазами и ореолом коротких вьющихся светлых волос. Она, пожалуй, выглядела еще нежнее, чем в колледже, совсем не от мира сего, а детский голосок с придыханием намекал на ее простодушие. Рут же стала еще более угловатой, неулыбчивой. В коротких темных волосах поблескивала седина, а в фигуре сохранилась былая неприятная скованность. Если бы сейчас Джульет познакомили с этой женщиной, она решила бы, что Рут только что пережила какую-то неприятность: ей объявили безнадежный медицинский диагноз или бессовестно предали. А когда Джульет сама представляла ей своих знакомых (это случалось, впрочем, нечасто), то предупреждала, что Рут резка, рассеянна, а иногда и того хуже. С годами ей пришлось признать, что ее подруга — не на любой вкус.

Но с другой стороны, когда несколько лет назад ее брак полетел в тартарары, именно Рут помогла Джульет сохранить рассудок. Отменила все дела, терпеливо выслушивала ее хныканье по телефону, в кафе или баре. Вытаскивала из дома, водила на концерты или в кино. Доходило до того, что пару дней Рут спала в соседней комнате, пока Джульет не набралась храбрости остаться в квартире одна. На свой свирепый, волчий манер Рут любила Джульет. А Джульет, в свою очередь, любила Рут. Так что ее вопрос прозвучал не риторически:

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Рут подняла глаза и высморкалась в салфетку.

— Можешь сделать меня талантливее? Повернуть стрелки времени вспять? — Не унявшиеся слезы вновь навернулись на глаза. — Не уверена, что можно что-то сделать. Что сумею выкарабкаться. Я настолько напугана, что меня просто тошнило, когда я шла в студию! Ведь на все у меня осталось лишь восемь недель.

— А в чем дело? — спросила Джульет, не зная, как отнестись к страхам подруги, — то ли как к фантазии, то ли со всем возможным вниманием.

Рут снова потерла глаза.

— Я очень просчиталась. Когда писала либретто, предполагала, что большинство людей знакомы с содержанием «Больших надежд». Как бы не так. Многие танцовщики не читали книгу. А один вообще решил, что это название мужской охранной службы.

— Ну так перепиши либретто.

Рут презрительно фыркнула:

— Видишь ли, Джульет, музыка сочинялась строго в соответствии с моими указаниями. Я предоставила композитору сценарий — мизансцена за мизансценой, и он до секунды следовал ему. Две минуты на дуэт Пипа и Эстеллы, тридцать секунд на номер кордебалета, семьдесят пять секунд на соло мисс Хэвишем, и так далее и тому подобное. Изменить можно только мельчайшие детали. У меня нет возможности обрисовать характеры и даже передать содержание. Как быть? Нельзя вводить мимов — это допотопный прием. Нельзя, чтобы действие оставалось импрессионистически-туманным, потому что Янч задумал реалистический балет для детей и надеется продавать билеты для семейных просмотров. И еще сегодняшнее па-де-де… ведь я считала, что шоу получится грандиозное!