Я смотрел, как она шла по улице, наклонив голову, и знал, что она спрятала всю боль, чтобы потом пережить ее в одиночестве, и что она всегда будет так делать — не важно, докопаюсь я до правды или нет. Когда она исчезла за дверями своей редакции, терпение пьяного мужика у светофора кончилось, ему надоело, что подружка колотит его по голове, и он занес над ней руку. Но, по-видимому, передумав, повернулся и рысью пробежал мимо меня. Как раз когда женщина опустилась на мокрую землю и зарыдала, Томми Оуэнс остановил около меня «Вольво-122S».
Томми предложил остаться за рулем. Я не чувствовал себя пьяным, но все-таки выпил, так что я согласился, хотя виноватый Томми, ведущий себя идеально, меня нервировал. Он переоделся. Теперь на нем были старая мотоциклетная куртка, джинсы и черные кроссовки «Рибок». Гладко выбритый и подстриженный, он выглядел как его собственный давно утерянный брат, тот самый, который работал на телевидении и по выходным читал фантастику. Мы поехали на юг, к клинике Говарда. Пока мы ехали, позвонил Дэвид Мануэль.
— Мне бы хотелось встретиться с вами.
— Эмили вам что-то рассказала?
— Думаю, она рассказала мне очень много.
— Что именно?
— Не могу объяснить по телефону. Скажем так, самое важное событие в жизни семьи Говард произошло тридцать лет назад.
— Что вы имеете в виду?
— Не могу объяснить. У меня перерыв между визитами пациентов. Мне пришлось изменить расписание, чтобы сегодня еще раз встретиться с Эмили. Я буду свободен в одиннадцать часов.
— Я приеду.
В клинике Говарда я назвал охраннику имя доктора Моргана. Мы проехали через красивый, ухоженный сад и остановились у первой башни. Она напомнила мне ротонду в Рябиновом доме, и я предположил, что все башни были построены по ее образцу и подобию. Башни поднимались одна за другой, а за ними виднелись башенки Рябинового дома. Замок выглядел искусственным, напоминал голливудскую декорацию с современным бунгало перед вагончиком актеров. Ветер опять приносил клочки тумана, напоминавшие машинный выхлоп; на севере и востоке огни города терялись в переливающемся сером одеяле тумана под звуки горна.
Клиника Говарда была увешана хорошими картинами, имелись там и атриум с фонтаном и аквариумом и стеклянные лифты, равно как и всякие другие прибамбасы, имеющиеся у больниц для богатых, с тем чтобы их пациенты, которых они предпочитали величать клиентами, считали, что получают все, за что заплатили. Впору спросить: а где тут бар? Во всяком случае, у меня такая идея возникла. Я прошел мимо портрета доктора Джона Говарда, с темными волосами и трубкой в зубах, и поднялся в лифте на шестой этаж, где располагались офисы доктора Моргана. Все другие помещения не были освещены, свет горел только у него. Он сидел в приемной. Я сел напротив.
— Извините за некоторую таинственность. Я бы предпочел, чтобы никто не знал, что я говорил с вами, — сказал он мягким музыкальным голосом с северным акцентом — Донегол или сельские районы Дери.
— Я работаю на Сандру Говард, — напомнил я.
— Да. И все же… возможно, ей бы не хотелось делать это достоянием общественности. Так что надеюсь на ваше благоразумие.
Мистеру Джеймсу Моргану, консультанту-кардиологу, было лет под сорок; мальчишеские светлые волосы слегка поседели на макушке, щеки красные, как у сельского жителя; на нем были серые брюки, синий блейзер, рубашка в полоску, галстук в тон и черные мокасины. У меня было такое чувство, что он носит одинаковую одежду уже двадцать лет и будет носить еще тридцать и так и не заметит, какого она цвета или фасона. На коленях у него лежал коричневый конверт. Морган выглядел взволнованным.
— Рассказывайте. О докторе Ричарде О'Конноре.
— Да. Прежде всего тот факт, что он был диабетиком… Но в его истории болезни об этом не упоминалось. Хотя он здесь работал, но в клинике никогда не лечился. Я вообще об этом впервые узнал сегодня, когда позвонила Марта.
— Вы с ней никогда не обсуждали смерть ее отца?
— Она никогда об этом не расспрашивала. Разве что поблагодарила за то, что старался сделать все возможное. Вообще, когда его сюда привезли… Это было в выходной.
— Вы тогда были младшим ассистентом?
— Правильно. Консультант в этот день не дежурил.
— Даже в частной клинике?
— Ничего удивительного. Доктору О'Коннору стало плохо во время игры в регби. Я предположил инфаркт миокарда. Он сильно потел. Я помню, что от него пахло спиртным, сердцебиение было учащенным, дыхание неглубоким, и он то и дело то терял сознание, то приходил в себя. Мы никак не могли найти его жену. А его друг, который его привез, ничего не сказал о диабете. Сказал, что это, по-видимому, сердечный приступ. Даже несколько раз повторил.
Читать дальше