Марко Беттини - Цвет крови

2000 год, ноябрь.

Острие рассекло ему живот сверху донизу — от грудины до лобковой кости. Брюшная полость заполнилась серозной жидкостью и кровью, стали видны набухшие окровавленные кишки. Нож снова произвел надрез, в который затем скользнули две руки. Они словно пытались выдернуть из живота внутренности, отделив кишки от стенки желудка. В глубине черным пятном обнажилась темная ткань.

Каким-то чудом он был еще жив. В полости скапливалась и застывала стекающая из глубоких ран кровь. Безжалостные руки продолжали копаться внутри. Сверкнуло еще раз лезвие, породившее новую боль и новые раны и полностью перемешавшее ткани внутренних органов. Наконец шарящие пальцы нащупали левую почку и с силой рванули ее книзу, оставляя обрезки тканей. На короткое мгновение взмыл вверх и вновь устремился вниз пульсирующий красный поток.

Священнодействие было почти завершено. При этом нож откромсал не всю почку, верхняя ее часть осталась прикрепленной к ножке, образованной основными кровеносными сосудами.

Жизнь быстро вытекала из расчлененного тела. Зияющая дыра в животе, желудок, мягкие ткани, мышцы и органы слепо взывали о помощи.

Словно в ответ на эту мольбу, брюшную полость сотряс разряд электрического тока.

— Отлично, — сказал хирург. — Кровотечение остановлено. Завершаем гемостаз, ставим дренаж и зашиваем.

Марко закрыл ворота и, обернувшись в сторону своей машины, нос к носу столкнулся с молодым человеком. Этот тип примерно с неделю каждое утро околачивался на тротуаре напротив ворот, Марко уже видел его.

Парень стоял, уставясь на ворота взглядом хищника, высматривающего раненую антилопу гну. Марко прошел мимо и, невольно втянув воздух открытым ртом, проглотил воздушное облако, образованное запахами курицы, жаренной по-кантонезски, кускуса и сероводорода, продолжил движение к своей машине.

Он автоматически продвигался к тому месту, где припарковал «вольво», спиной ощущая присутствие парня. Из-за этого типа с характерными африканскими чертами лица, который постоянно торчал напротив ворот дома, ему становилось не по себе.

Вообще теперь никогда не знаешь, что здесь может произойти. С каждым днем близлежащие улицы все больше заполнялись уроженцами Марокко, Туниса, Нигерии. Они пили, дрались и устраивали поножовщину в барах.

Его район, некогда населенный рабочими-коммунистами, сегодня превратился в арабский «сук». [1] Suk (араб.) — рынок; это название носит уничижительный оттенок в некоторых европейских странах. Окружающая его застройка — традиционное чередование желтых домов и терракотовых двориков — делала контраст особенно разительным. Иммигранты захватили то единственное, что еще могло оказаться в их власти: открытое пространство посреди лабиринта улиц, носящих имена современных художников. Во имя ислама, во имя нищеты, во имя воли к освобождению был рожден восточный квартал Касбах, изнутри разъедаемый вином.

Первыми здесь освоились китайцы, чьи лавки одновременно служили своим владельцам жильем. Семьи, состоящие примерно из восьми человек, жили, ели, работали, спали и мечтали в задней комнатушке магазина кожаных изделий. Потом они стали открывать рестораны, швейные мастерские, подпольные игорные дома. Из-за игры в «маджонг» они убивали друг друга, а затем снова пускали в дело доходы, полученные от продажи опия и торговли рабами. Обычно убийства происходили внутри этих групп — только среди своих. Останки бесследно исчезали, и место убитого занимал вновь прибывший, у которого еще не было паспорта.

Намного позже появились африканцы, жители Магриба, арабы. Наконец, последними приехали выходцы из восточных стран Европы, вытолкнутые оттуда после падения своих политических режимов: албанцы, поляки, румыны, сербы и представители множества других этнических групп.

Чернокожие, блюстители традиций ислама, истощенные нищетой и соблюдением Рамадана тела, оливковые и бледно-розовые лица, запах вареных отрубей, аромат острых специй въелись в золотисто-красные цвета города неким подобием византийской мозаики.

Новая география города осложнила жизнь Марко. Маленькие радости, например, ночные прогулки после работы в редакции, теперь стали опасны. Конечно, ему не хотелось поддаваться охватившим общество антииммигрантским настроениям, — хотя бы потому, что чувство ненависти к ним питалось идеями, слишком примитивными для его интеллектуальной натуры. Однако, с другой стороны, африканизация квартала сопровождалась постоянным ощущением угрозы, исходящей от непривычных жестов, лиц, сочетаний цветов.