Андрей Житков - Кафедра

— Ничего, — пожала плечами Настя. — Работаю на “Эхе Москвы”.

— Ух ты! — удивился Митя. — Хорошее дело.

— А ты как?

— Я? Заместитель декана радиофака. Да так, ерунда, работаю и все!

— Да, я тебя поздравляю с утверждением, — Настя протянула руку, и он ее пожал. — О тебе много говорят, пророчат большое светлое будущее. Будешь теперь докторскую писать?

— Да надо бы, — вздохнул Митя. — Ты извини меня, пожалуйста, за все, если сможешь!

— Уже извинила. Что еще?

— Не держи зла. Я тебя до сих пор очень люблю, — Митя опустил голову. — Мне было очень хорошо с тобой.

— Залесов, не будь занудой, ладно? — Настя хлопнула его по груди. — Я тебе очень благодарна, что ты меня тогда поколотил. А то росла девочка-дурочка за маминой спиной, книжки читала, жизни не знала. А ты меня научил ей, жизни-то! Теперь лишнего вслух не говорю.

— Настя, я мудак! — глухо сказал Митя.

— Тебе видней, — усмехнулась Настя.

— Это твой? — Митя кивнул на парня.

— Мой, мой! Завидно, да? Ну и завидуй на здоровье! — Настя показала на прощание Мите язык и побежала к скамейке.

“Дура! Сука! Сволочь! Гадина! Свинья! Потаскуха! Блядь! Кошелка! Овца! Чувырла! Паскуда! Прошмондовка! — ругался про себя Митя, идя по подземному переходу к своей машине мимо торговцев. — Такого мужика на какое-то сопливое чмо променяла! Господи, какая она все-таки великолепная, красивая, светлая, его Настена! Мадонна!”

Когда Митя сел в машину, из глаз сами собой полились слезы. Они застилали глаза, скатывались по щекам, капали на одежду, а он слизывал их языком, чувствуя соль во рту, и жалел себя, жалел, жалел, жалел. Так он просидел в машине целый час.

Митя не любил ходить по магазинам. Когда они с Викой отправлялись за покупками и жена исчезала то в одном, то в другом отделе минут на пятнадцать — двадцать, он начинал тихо звереть и, в конце концов, срывался по какому-нибудь ничтожному поводу. Поэтому сейчас, объезжая на машине по-новогоднему украшенные, сияющие иллюминацией магазины, он удивлялся своей способности придирчиво, не торопясь, выбирать вещи. С Дашкой все было просто: ее ждала добротная детская дубленка, большой лохматый Альф, клетка с попугаями — ласковыми неразлучниками, которые ей так понравились во время последнего посещения зоопарка, и огромный мешок разных сладостей. С Викой — сложнее. Он знал, что это должен быть такой подарок, который потрясет ее, заставит забыть старые обиды, посмотреть на все случившееся иначе. Все, что попадалось ему на глаза, было не то, не то, не то…

Митя замер у витрины шикарного, сияющего всеми цветами радуги, бутика. Маленькие сафьяновые туфельки, густо расшитые золотыми нитями, стояли на черной бархатной подушке. Они были умело подсвечены желтой лампой, и фантастически переливались и блестели. “Господи, вот оно! — сказал себе Митя, вспомнив невесомую туфельку из Новодевичьей башни. Он подошел к дверям, и автоматические двери разъехались в стороны.

Продавец, молодой элегантный мужчина в строгом костюме, услышав его просьбу, оторопел.

— Молодой человек, да вы что! Это же “от кутюр”. Пако Рабани. Единственный в своем роде экземпляр! Сшиты специально по ноге модели!

— Сколько? — просто спросил Митя.

— Я же вам объясняю… — продавец споткнулся, перехватив его упрямый жесткий взгляд. — Хорошо, я сейчас спрошу у хозяина.

Он исчез за черной дверью, над которой висела камера наблюдения, и Митя принялся расхаживать по магазину, рассматривая дорогие платья и костюмы.

Минут через десять появился хозяин — толстый очкарик с заплетенными в косу волосами, в шикарном темно-синем пиджаке и угольно-черной рубахе. В косу были вплетены яркие ленты с люрексом. “Пидор!”— почему-то подумал Митя.

— Вот он, — указал на Митю продавец.

Хозяин пожал ему руку. Митя ощутил в ладони металлический холод перстней.

— Очень приятно, что у вас такой тонкий вкус, — сказал хозяин, беря Митю под локоть. — Мне жаль, но, они, действительно, единственные. Вы бы расстались с вещью, если б знали, что больше такой нет?

— Нет, — честно признался Митя.

— Ну вот видите! И кому, если не секрет, предназначены черевички?

— Невесте, — сказал Митя, краснея.

— Ух ты! — хозяин звонко цокнул языком. — Хорошо закручено, любезный! Интересно, и сколько дней вы с ней знакомы? Ничего, что такой интимный вопрос?

— Ничего, — кивнул Митя. — Уже шесть лет.

— Ух ты! — снова сказал хозяин. — Столько не живут!

Митя пожал плечами.

— Вы скажите, сколько?