Андрей Житков - Кафедра

— Не второй, а третий, — улыбнулся Митя. — Третий.

— Третий? — удивилась Настя. — Не припомню.

— Ты хотела показать маме новый купальник, а в ее кабинете оказался нежданный гость.

Лифт замер на этаже.

— Черт возьми, так это ты! — Настя рассмеялась. — Свет слепит, я вижу — какой-то мужик сидит. Испугалась дико. Маме скандал закатила — предупреждать надо! Она сказала — ее ученик.

— Ну, в общем, верно сказала. Я буду у нее диссертацию писать.

— Точно — третий! Нет, но каков! — девицу в краску вогнал! Ладно, тогда можно, — Настя подставила щеку, но Митя поцеловал ее в губы. Следовало бы сказать какие-то нежные слова, но он не мог — от волнения перехватило дыхание.

Внизу кто-то забарабанил по металлическим дверям лифта.

— Эй, сколько можно ждать? Немедленно освободите кабину! — раздался старушечий голос.

Настя с Митей рассмеялись и выскочили из лифта, захлопнув дверь.

Он снова хотел ее поцеловать, но Настя приложила палец к его губам.

— Иди домой, к жене.

— Но Настя! Я ненадолго, только чайку попьем. Ты тогда в купальнике была такая!…

— Иди, я сказала, подхалим! Иначе я больше не буду с тобой встречаться.

— Все понял! — Митя поцеловал ей руку и стал быстро спускаться по лестнице.

У подъезда на скамейке сидела старушка с палкой. Она с ног до головы оглядела Митю.

— Это вы в кабине сидели, молодой человек?

— Ну я! — с вызовом сказал Митя. — А это вы по лифту палкой колошматили?

— Кому надо, тот и колошматил, — сказала старуха.

— Не стыдно: людей потревожили, а сами никуда не поехали. Зачем, спрашивается?

— А чтоб вы в кабине не сидели!

— Ну уж нет, бабуля, теперь я всегда у вас в лифте сидеть буду! — гордо сказал Митя и зашагал восвояси.

Вечером приехали тесть с тещей — навезли внучке подарков. Женщины секретничали на кухне, а Митя с тестем потихоньку попивали коньячок в гостиной, закусывали лимоном и обсуждали итоги футбольных матчей. В футболе Митя разбирался как свинья в апельсинах, но трансляции заставлял себя смотреть регулярно, чтобы при случае ловко “подыграть” родственнику, в конце концов, он должен быть им благодарен: полгода назад Викины родители отдали им свою квартиру, а сами переехали жить на дачу, верно решив, что дети не должны жить с родителями. Не должны — это точно. Митя знал, что тесть не одобряет его научной карьеры — нищенская зарплата, пользы людям никакой, разве что собственные амбиции потешить. Сам-то он всю жизнь проработал в Инторге, потом с друзьями создал собственную фирму. Предлагал после окончания МГУ работать у себя, но Митя отказался — весь день под неусыпным оком, да и потом, не дай бог, разозлится на что-нибудь. Тут уж никаких “кораблей” не попускаешь! А канал у Мити был надежный, второй год работал. Правда, неудовольствие свое тесть высказывал за глаза, Вике. Но, как говорится, муж и жена -… А куда ему еще с его специальностью? Переводчиком с английским? Их по всей Москве как собак нерезаных, не протолкнуться. В свободное плавание, на репетиторство, на курсы, на уроки? Ну, так он освоится на кафедре, и все у него потихоньку появится. Абитуриенты каждый год поступают, и всем надо сочинения писать. И потом на кафедре с иностранцами рано или поздно появляется возможность поработать за границей. В общем-то он любил своих родственников. Они в его семейную жизнь не лезли, уму-разуму не учили, а так — коньячку попить за приятной беседой — милое дело.

— Напился? — спросила Вика, когда родственники уехали.

— Да нет, ты что! — пьяно улыбнулся Митя. — Это мы так, по-родственному.

— А я тобой по-родственному курнуть хотела. А потом любовью заняться.

— Курнуть — это можно, — Митя полез в тайник на антресолях, достал из него фарфоровую трубку и жестяную коробочку с крошками гашиша. Раньше, еще до беременности, до свадьбы они с Викушей частенько на досуге баловались этим делом, но потом Вика отказалась, более того, запретила и ему, сказав, что он своим дурацким обкуренным видом будет плохо влиять на ребенка. Он не возражал, ушел в “подполье”. За год это была первая просьба жены, и она его удивила.

Они сделали всего по три затяжки, после чего, голодные и радостные, занялись любовью на паласе в гостиной, и Митя совсем перестал думать о Насте.

В понедельник он проснулся от пиликанья будильника, приподнялся на локте, нажал на кнопку, с удивлением посмотрел на пустую подушку рядом с собой. На улице монотонно шумел дождь. “Вика кормит Дашку, а на дворе дождь”, — подумал Митя, закрывая глаза. Он прислушался к себе и понял, что на душе как-то тягостно и нехорошо, будто с перепою. “Наверное, что-то случилось в этом мире, — подумал он. — Кто-то сбросил на город бомбу или застрелил собаку на помойке”. Когда по утрам на душе было неспокойно, он всегда придумывал какие-нибудь глупости и произносил их про себя. Иногда помогало. Сегодня — не сработало.