- Я, товарищ Сталин.
- Кто вы такой?- осведомился вождь с любопытством.
- Замминистра,- с достоинством ответил генерал.
- Замминистра,- удивленно покачал головой Сталин,- замминистра,- уже величественно повторил он и поднял палец вверх, - замминистра, - развел вождь руки, - замминистра, - и Иосиф Виссарионович небрежно и презрительно отмахнулся.
Луков заверял, что этот замминистра исчез с угольных, и не только, горизонтов.
Старый знакомец Андреев
Бориса Андреева я увидел в 1955 году - Михаил Ильич Ромм показывал мне "Мосфильм". Из второго павильона, где снимался фильм "Мексиканец", наперерез нам широким шагом вышел человек в ковбойке и сапогах. Звякнув шпорами, гигант остановился и спросил:
- Михаил Ильич, когда будем вместе работать?
- Наступит это время, Боря, - ответил Ромм и, когда мы свернули в коридор, пояснил: - Это актер Андреев. Когда я в войну был худруком Ташкентской студии, два человека были моей главной заботой: Борис Андреев и Леонид Луков...
Никогда я не узнал историю о Лукове, он не продолжил, а я не решился спросить... Про Андреева услышал, но позже...
Через 21 год я снова встретился с Борисом Андреевым - на этот раз на его квартире в центре Москвы, на Бронной. Я сам решил свезти ему сценарий фильма "Мое дело" и предложить сыграть главную роль - директора завода Друянова. Предложение это было рискованным - к тому времени стало ясно, что многие актеры боятся соперничать с театральным исполнителем роли Друянова Ульяновым, так как сценарий был написан по мотивам пьесы "День-деньской", а Ульянов за роль в спектакле по этой пьесе уже поимел Госпремию. Уверен, что как раз по данной причине отказался пробоваться у меня Всеволод Санаев. Были и другие мотивы для моих опасений: много лет актер Андреев не появлялся в павильонах "Мосфильма" и считался с чьей-то легкой руки "неуправляемым"...
Борис Федорович встретил меня в залитой солнечным светом, уставленной вазами с цветами и каслинским литьем гостиной, - огромный, в белой рубахе навыпуск - и указал рукой на стул. Я сидел и вертел в руках сценарий, готовясь к вступительной речи, а он лукаво, как мне казалось, рассматривал меня. Молчание затянулось, и Андреев поощрил меня:
- Ну, говори, Леня, говори. Я с твоим тезкой и учителем Леней Луковым всегда договаривался.
Его замечание раскрепостило меня, и я приступил:
- Сценарий этот, Борис Федорович...
- Ты вот что, - перебил меня Андреев, - не волнуйся. Оставь мне сценарий. Я прочту. И если соглашусь, сделаю тебе роль в картине. Знаешь, как я работаю? Я живу со сценарием месяц, другой. А потом прихожу и играю. Ты не волнуйся, Леня. Если соглашусь - все будет в порядке!
Сообщалось все это ласково, покровительственно, но не совсем, мягко говоря, меня устраивало.
- А что я буду делать? Может, мы вместе?
Борис Федорович уловил в моих словах запальчивость и громко рассмеялся.
- Не доверяешь?
- Ну почему... - замялся я, - но лучше, если мы...
- Ты оставь сценарий, а потом мы решим, как быть. - Борис Федорович снова стал иным - суровым, даже мрачным.
Не могу сказать, что встреча эта принесла покой, а к следующей, уже на "Мосфильме", меня просто трясло, и не только меня - у Георгия Тараторкина, который должен был стать партнером самого Андреева, дрожали коленки. Как прошла репетиция? Я открываю свою записную книжку того времени, после первой репетиции записано: "Б. Андреев - актер чуткий, тонко слышащий, умный, но - по каким причинам, не берусь судить, - отвык адекватно выражать накопленное. Постоянная тяга к преувеличению в походке, жесте, голосе".
Я ничего этого не сказал тогда актеру, но следующую репетицию назначил с видеозаписью. Каждая прикидка фиксировалась на видеопленку и тут же прокручивалась для артиста. И Борис Федорович к концу этой репетиции нашел камертон меры и правды. Больше к этому вопросу мы не возвращались. Предстояло не менее важное - оснастить фигуру будущего героя личным андреевским, из его кинобиографии, на это и был мой расчет - ни слова о далеком прошлом, но зритель должен понять, что Друянов - Андреев родом от Балуна из "Большой жизни", от Саши Синцова из "Двух бойцов" и другим быть не может, таков его направляющий стержень. Нелегко было актеру проложить протоки к образам тридцатилетней давности - у него была уже другая психофизика, но Борис Федорович преодолел ее силой таланта - становился в сценах, требовавших того - озорного, ребячливым.
Работоспособности актера можно было позавидовать. Началось с текста. Главная роль в двухсерийном сценарии, написанном по пьесе. Шестьдесят страниц на машинке. И для театрального-то актера немало. А в кино - вообще небывальщина.
Читать дальше