Мартин Уэйтс - Худшее из зол

Вообще-то пойти в ресторан предложила Мария — этакий выход в свет в субботу вечером. Результаты вскрытия будут готовы не раньше понедельника. Что касается диска, то дело теперь за Джамалом. Они никак не могут на это повлиять. Так почему бы не отдохнуть — в конце концов, они делают это за счет редакции! А еще можно заново познакомиться.

— Итак, — сказала Мария, ставя свой бокал на стол, — дела сейчас обсудим или потом?

— Ты ведь знаешь, что пока от нас ничего не зависит.

Мария кивнула. Она немного нервничала, опасаясь, что, кроме работы, им будет не о чем говорить.

— Что ж, ты прав, — сказала она.

После того как Донован согласился составить ей компанию, он прошелся по центру города. Странные ощущения — он как будто возвращался к жизни, хотя, глядя на витрины магазинов, чувствовал, насколько сильно от нее отстал. Какое-то время его даже занимала мысль зайти в парикмахерскую постричься, а то и костюм приобрести, но передумал: нет, к этому он пока не готов. Он вернулся в гостиницу, принял душ, переоделся в чистую футболку. Глядя в зеркало, с удивлением подумал, что хочется выглядеть как можно лучше. Он улыбнулся — прямо-таки решившая вернуться на сцену рок-звезда в гастрольном турне: есть о чем петь, но пальцы уже не так резво перебирают струны.

Револьвер, который он взял с собой в Ньюкасл, лежал не очень глубоко в дорожной сумке.

— Отдыхай, набирайся сил — они пригодятся, — сказал он, осушая бутылку и понимая, что пока ни она, ни он сам не чувствуют себя раскованно. — Может, еще выпить закажем?

К ним подошла официантка и сказала, что их столик готов. Они поднялись на несколько ступенек вверх и сели под искусственным ночным небом. Зазвучала другая мелодия. Кажется, Майлз Дэвис, решил Донован. По крайней мере, музыка подействовала на него как воздушный массаж и вместе с алкоголем помогла снять напряжение.

Они сделали заказ. Барашек с сырными клецками для Донована, морепродукты и птичья грудка для Марии. Еще джина с тоником, еще пива и бутылку мерло на двоих. Новый мир, новая жизнь.

Принесли вино. Донован поднял бокал, посмотрел на Марию:

— За что выпьем?

— За будущее, — ответила она, ни секунды не колеблясь.

— Потому что оно не может быть хуже, чем прошлое.

— А еще оно дает возможность что-то начать сначала, — сказала она, избегая смотреть ему в глаза.

Они чокнулись — в бокалах зажглись звездочки.

— Ты сегодня великолепна, — заметил он с улыбкой.

Мария поставила бокал на стол, опустила глаза. Взяла джин с тоником, улыбнулась в ответ и почему-то вздохнула.

— Благодарю.

— Что-то случилось?

— Не знаю, как сказать. — Она покачала головой. — Может, это просто необъяснимые страхи и ни на чем не основанные подозрения, но у меня какое-то ощущение… что меня дергают за ниточки.

— Что?

— Какое-то предчувствие… удара, что ли…

Донован глотнул пива.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне кажется, Шарки темнит. По крайней мере, он сделал все, чтобы я уехала из Лондона. А сыграл на том, что Джон Грин хочет вернуть себе кресло главного редактора, а один из замов открыто претендует на мое место. Он, дескать, именно поэтому настоятельно рекомендует уехать. С глаз долой. Не нравится мне это. — Она снова вздохнула. — Не знаю. Наверное, нельзя быть такой мнительной. В конце концов, я несу ответственность за газету.

— Возможно, — Донован пытался найти слова, которые бы ее успокоили. — А ты не подумала, что тебе дают возможность делать то, что тебе лучше всего удается? Как бы я ни относился к Шарки, он, очевидно, считает, что, поскольку здесь происходят настолько значительные события, необходимо твое присутствие. Он и Грин пока заменят тебя в Лондоне.

Мария ответила не сразу:

— Вообще-то я и сама собиралась приехать. Просто они слишком быстро все это провернули, и самое главное — у меня за спиной.

— Тебе не кажется, что это все-таки не повод, чтобы выстраивать теорию заговора?

— Конечно, но… — Она допила джин с тоником и перешла на вино. — Трудно объяснить. Журналистика меняется. Профессия перестала быть исключительно мужским клубом, но стереотипы остаются. Наверное, это избитая фраза, но женщине гораздо труднее занять в журналистике кресло руководителя. Не только занять, но и удержаться в нем.

Срывающимся от волнения голосом она вдруг принялась рассказывать о женщинах-редакторах, которые пытались переиграть мужчин, следуя мужским правилам. Это заканчивалось тем, что они либо становились еще более жесткими, чем мужчины, и превращались в автоматы, либо проигрывали самой системе. Фантазии, вызванные подозрительностью, и истории об амазонках от журналистики смешивались, разрастались и наконец иссякли. Она отхлебнула вина.