Наталья Борохова - Личная жизнь адвоката

Профессор раздражался. В его глазах появился осмысленный блеск.

– Мне нечего вам ответить, – сказала Лиза, кляня себя за этот бездумный визит. – У меня нет никаких доказательств ее невиновности. Я опираюсь только на здравый смысл, логику и некоторое знание людей. Ева не могла убить Артема.

– Знание людей… – передразнил ее профессор. – Да что вы знаете о людях? Вам сколько? Двадцать пять? Мне вдвое больше, а я не могу ручаться за всех людей. Что там, я не могу ручаться за самого себя! Вот вы, знаток людей, знаете ли вы саму себя?

Дубровская поежилась.

– Себя я знаю.

– Черта с два вы себя знаете! Пока не пробьет час «Х», вы будете пребывать в сладком заблуждении относительно себя самой. Зато потом… О сколько неожиданных открытий вас ждет! Я не скажу, что это будет приятно.

Он уставился на Лизу немигающим взглядом, словно хотел просветить насквозь все ее пороки. Адвоката такой поворот беседы совсем не устраивал. Профессор на ее глазах из мирно сидящего и спящего на табурете старичка превратился вдруг в ярого спорщика с нехорошим, безумным блеском в глазах. Если сейчас с ним случится удар, это происшествие темным пятном ляжет на ее совесть.

– Вы знаете, мне нужно идти, – сказала Лиза, немного отступая назад. Она даже попыталась изобразить на лице какое-то подобие улыбки. – Я сожалею, что причинила вам боль. Я только хотела помочь Еве.

– Она хотела помочь Еве! – повторил Винницкий нервно. – Ну, и что, сильно я вам помог? На что вы, интересно, рассчитывали, идя сюда? Вы думали, я пойду за вами в суд сказать всем, что Ева невиновна? О, господи, зачем вы вообще сюда явились?

– Я сожалею, – пробормотала Лиза, стараясь собрать в себе остатки мужества и хотя бы уйти достойно. Откровенно говоря, самое дело было припустить по коридору, и пусть цокот ее каблуков слышат в приемной главного врача. Это отделение вполне оправдывало название «нервное». – Прошу вас, поправляйтесь. Забудьте про мой визит.

– Да нет уж, дорогая моя! Теперь я о нем буду помнить. Вы для этого сделали все. Вы даже имя назвали. Ева! Как же, я ее помню. Рыжая девчонка без царя в голове… Она едва не разбила мою кошку, потом, правда, сама предложила ее склеить…

О, господи! Похоже, у него начинается припадок.

– …Она что-то говорила про брак по расчету. Милице после этого впору было вызывать «Скорую». Жена клялась, что перед нами типичная охотница за кошельками, а таких она чувствует за версту. Девчонка и впрямь была не подарок: дерзила, вела себя слишком вольно. Такая невестка – кошмар наяву.

Дубровская тихо радовалась, что они не в зале заседаний и что буйного профессора слышит сейчас только она. Ева явно преувеличила, заявив, что папаша Винницкий испытывал к ней расположение.

– …не знаю, кто ее воспитывал, но делал он это крайне неумело. Не девушка, а неандерталец, не знакомая с правилами поведения в обществе…

И я думала, что из него может получиться свидетель!

– Простите, профессор! – улыбнулась Лиза, придерживая рукой дверь. Она была воспитанной девушкой, в отличие от своей клиентки, и выйти просто так, оборвав заслуженного ученого на полуслове, не могла. – Я и так заняла у вас много времени. Ваша основная мысль мне понятна. Надеюсь, когда Еве зачитают обвинительный приговор, ваше самочувствие улучшится.

– Вы издеваетесь надо мной? – спросил профессор, сверля ее недобрым взглядом. – Вы считаете, что я… – тут его лицо потемнело, он начал задыхаться. – Я… я…

– О, господи!

Он судорожно схватился за стоящую рядом тумбочку.

Дубровская выскочила в коридор.

– Кто-нибудь… Скорее… На помощь…

Из палат стали выглядывать испуганные больные. По коридору бежала медсестра. Через несколько мгновений в палате стало бело от врачебных халатов. Лизу оттеснили в сторону. Она и сама была не краше пациента. Ее лицо покрывала нездоровая бледность. Она боялась, что сейчас кто-нибудь скажет, что профессор умер.

– Он жив? Что с ним? – спросила она у молоденькой медсестры, улучив момент.

– А вы кто? – спросила та, скользнув по лицу Елизаветы настороженным взглядом.

– Я – посетитель.

Но разбираться было некогда. Сестра выдворила Лизу за дверь. В палате резко запахло нашатырным спиртом.

– Звоните, – сказали ей.

Звонить? Кому? Куда?

Елизавета побрела по коридору, не обращая внимания на то, что стук ее каблуков напоминает сейчас шарканье копыт по мостовой усталой и больной клячи…

Профессор Винницкий не умер. Он отделался глубоким обмороком на фоне нервного истощения. Во всяком случае, так сказала по телефону Дубровской дежурная медсестра, а потом нерешительно попросила назвать ей свое имя. Дело в том, что Милица Андреевна учинила докторам разнос, крича о том, что «в отделение пускают черте-те кого», и за что, спрашивается, она платит деньги. Лиза аккуратно положила трубку. Скандал в процессе ей был совсем не нужен. Оставалось только гадать, почему профессор сам не сказал жене, кем была его нежданная посетительница. Конечно, Лиза не назвала ему имя и не оставила визитки, как делала часто. Но Дубровская представилась ему как адвокат Евы, а учитывая то, что подсудимую теперь защищала она одна, госпоже Винницкой не пришлось бы долго ломать голову, чтобы узнать имя возмутительницы спокойствия.