Пьер Вери - Убийство Деда Мороза

Он замер и выключил фонарь. Послышался скрип башмаков. Метрах в пятнадцати галерея делала поворот. Маркиз ждал в полной темноте.

Постепенно темень стала менее непроглядной, а затем осветилась дрожащим светом. Появился человек с фонарем в одной руке, другую он вытянул вперед. По мере его приближения маркиз все больше терял самообладание. В рассеянном свете незнакомец имел дикий, сомнамбулический вид.

Его невидящие зрачки усиливали общее трагическое впечатление, а жест, которым он, как слепой, шарил в воздухе, окончательно превращал видение в кошмар. Маркиз сунул руку в карман, воспрял духом, почувствовав холод браунинга, и оторвался от стены, к которой прижимался.

Неизвестный его заметил и быстро направился к нему. Маркиз неуверенно остановился.

— Простите, сударь, вам случайно не попались на дороге мои очки? — спросил призрак.

Приближалось Рождество. Сильно похолодало. Растительное масло, чтобы не застывало, приходилось держать у огня. Ребятишки заливали водой дорожки, по которым катались и падали, стараясь превзойти друг друга, и возвращались домой с продранными коленками. Долгими ночами пронзительный ветер терзал флюгера. Хотя охотников не было, оглушительные выстрелы доносились из леса — от холода лопались стволы елей.

С того дня, когда маркиз де Санта-Клаус встретил в подземном ходе Блэза Каппеля, который пришел туда в поисках Золотой Руки, а нашел лишь носовой платок маркиза и в придачу потерял очки, они виделись много раз. В своих беседах они все время возвращались к раке короля Рене. Маркиз показал ризничему детектор — нечто вроде компаса — но тот не скрывал, что больше доверяет своей ореховый палочке.

Маркиз де Санта-Клаус вновь побывал у барона и у преподавателя. Он нанес визит мэру Нуаргутту, добродушнейшему землевладельцу, к сожалению, испорченному своим богатством, и доктору Рикоме, толстому лысому человечку, мечтавшему перебраться в Нанси. В «Гран-Сен-Николя», где папаша Копф продолжал закармливать его вкуснейшими обедами, он постепенно познакомился с Хагеном, Корнюссом, Тюрнером, с полевым стражем Виркуром и даже с Золушкой. Девушка произвела на него сильное впечатление.

21 декабря, в четвертое воскресенье Филиппова поста, аббат Фюкс, заранее запиравшийся наедине с трудами Бурдалу, Боссюэ и других великих мастеров религиозного красноречия, произнес вдохновенную проповедь.

После проповеди он подошел к учителю. Может быть в связи с приближением Рождества и беспокойством, которое вызывала у него судьба бриллиантов, украшавших раку, аббат Фюкс нервничал.

— Ну что, месье Вилар, — кисло заметил он, — вы несомненно собираетесь, как обычно, порадовать нас на Рождество республиканским кошачьим концертом?

— А вы, господин кюре, вы, конечно же, собираетесь прочитать, как обычно, свои три мессы? Вы предпочитаете рождественскую мессу, мне же больше по душе «Походная песня».

Раздраженный священник собирался ответить, как вдруг побледнел и поднес руку к сердцу. Открыв рот, он покачнулся, и упал бы, не поддержи его Вилар.

— Ну вот, господин кюре, что это с вами? Вам нездоровится? Это только небольшое головокружение… Но вы, право, неразумны. Вы вот смеетесь над врачами… Легко говорить, да, видите, что получается.

Кюре медленно приходил в себя.

— Это пустяки, мой друг. Просто закружилась голова. Не правда ли, глупо — если бы вас здесь не было, я бы свалился!

— Достаточно ли вы хорошо себя чувствуете, чтобы дойти до дома, или, хотите, я…

— Спасибо, месье Вилар, спасибо. Мне уже гораздо лучше.

Чуть позже преподаватель встретил ризничего:

— Послушайте, Каппель. Кюре не вполне Здоров. Я только что видел его, ему было плохо. Вы должны поднажать на него, заставить полечиться. Это я вам говорю… Я убежденный антиклерикал, это всем известно… Но человеческое создание есть человеческое создание. Я буду огорчен, если с аббатом Фюксом случится несчастье.

Учитель вернулся в школу, чтобы провести репетицию. Каждый год на Рождество оркестр и хор исполняли «Походную песню». Собравшись на площади перед церковью, они ожидали конца полуночной мессы, выход прихожан служил им сигналом начинать.

В этом году Вилар решил нанести «серьезный удар». Он задумал горячий «ответ граждан» клерикализму. «Карманьола» или «Пойдет, пойдет» удовлетворили бы его, но он опасался неодобрения жителей. Поэтому он придумал символическое попурри — перемежать каждый куплет привычной «Походной песни» припевом из «Карманьолы» и напевом: