С тех пор, как он в последний раз прикасался к клавишам, прошло много лет, и даже теперь, когда в доме появился инструмент, он долго оттягивал этот момент.
Мориарти приблизился к пианино осторожно, даже с опаской, как к зверю, укротить которого еще только предстояло. Опустившись на стул, он закрыл глаза и постарался представить себя мальчишкой, перенестись в то время, когда играть было так же легко и естественно, как дышать. Если Холмс пиликает на скрипке, то и он может извлечь какую-нибудь мелодию из белых и черных клавиш. Сначала пальцы просто прошлись над клавиатурой, не касаясь ее, потом он, словно ощутив вдруг уверенность и открыв невидимые ноты, заиграл 12-й этюд Шопена, известный более как «Революционный».
Это было не обычное исполнение, но уникальная интерпретация, проникнутая особым чувством, словно музыка дала выход накопившимся в душе желаниям и разочарованиям, славе и безумству. Вместе с музыкой пришел временный покой, так что, закончив одну пьесу, Мориарти, словно заново раскрывая позабытые таланты, перешел к другой и остановился лишь тогда, когда звон колокольчика известил о прибытии Терреманта и первых экзекуторов.
Наверху, в своей уютной спальне, Бриджет повернулась к мужу.
— Мистер Тук-Тук заходил, — выдохнула она, держа ладонь на животе. Воспользоваться этим старым выражением, обозначающим беременность, оказалось легче, чем произносить, смущаясь или жеманничая, те пустые, лишенные всякой выразительности слова, с помощью которых молодым женщинам вроде бы полагалось оповещать супруга о «приходе маленького незнакомца».
Альберт Спир открыл и закрыл рот.
— Бриджет… Ну… Вот уж не думал…
— А следовало бы, Берт. Мы чем с тобой, по-твоему, занимались? Горшки лепили?
— Так это… я что, получается, буду отцом?
«Похоже, на него можно положиться, — решила Бриджет. — Он ведь не о чем-то подумал, а о том, что будет отцом».
— А я — матерью, — стараясь сохранять спокойствие, сказала она.
Рот у Берта Спира растянулся в ухмылке.
— Бьюсь об заклад, наш малыш появится на свет, ухватившись за повитухино кольцо… и все такое. — Он покачал головой. — Хорошая новость, Бриджет. Теперь у нас будет своя собственная семья. Нет, правда, хорошая. То-то Профессор обрадуется, когда узнает.
— Думаешь, обрадуется?
— Конечно. Еще бы — в семействе прибавление. Вот увидишь, он еще будет крестным.
— Берт… — бриджет приблизилась к мужу, осторожно погладила по руке. — Я только хочу, чтобы у нашего малыша все было хорошо. Он ведь не будет жить, как мы с тобой?
— Не беспокойся, старушка, у него будет все, что надо. Профессор о нем позаботится.
Внизу зазвучало пианино, потом звякнул колокольчик.
В тот самый момент, когда Джеймс Мориарти сел за пианино и заиграл Шопена, в доме на Кинг-стрит инспектор Энгус Маккреди Кроу воссоединился после долгой разлуки с любимой супругой.
Детектив заранее попросил жену не встречать его на вокзале. Во-первых, потому что замужним женщинам, по его мнению, не пристало разгуливать без должного сопровождения, а во-вторых, и это было главной причиной, потому что он весьма скептически относился к всякого рода расписаниям и хорошо знал, что, как говорится, между чашкой и губами можно многое пролить.
В данном случае, однако, инспектор оказался у дверей своего дома ровно в рассчитанное время, чему, пережив тяготы долгого путешествия, был весьма рад. Все мрачные мысли, связанные с неудачей в поисках Мориарти, рассеялись с первым ударом латунного молоточка, а их место заняли другие, куда более приятные — все долгие недели разлуки он тосковал по нежным объятьям Сильвии. И не только объятьям. Впрочем, желания его не были исключительно похотливыми. Чего ему недоставало в странствиях по чужбине, так это прекрасных домашних кушаний, по части которых Сильвия была большой мастерицей. Никто в мире не мог так приготовить стейк или, к примеру, пудинг с говядиной и почками; никто не выпекал таких кексов и пирогов; а уж о тушеной зайчатине и говорить нечего — Кроу всегда утверждал, что это блюдо в ее исполнении достойно считаться поистине райской пищей.
В общем, стоя на крыльце в томительном ожидании, инспектор пребывал во власти самых разнообразных желаний: волшебные ароматы, тончайшие вкусы, пленительные наслаждения за дверью спальни… Картины, в которых соблазнительные колыхания пышной груди и чувственные движения роскошных бедер соединялись с запахами жареного картофеля и седла барашка, проплывали перед его внутренним взором.
Читать дальше