Виталий Акимов - Преступления инженера Зоркина

В тупике без названия, представляющим как бы ответвление улицы Учкурганской, дом Алиевых значился под номером 154. Ходжаева встретил седобородый старик, в черно-белой тюбетейке на наголо выбритом загорелом черепе.

Старик вежливо поздоровался с офицером, приложив руку к сердцу. Назвал себя:

— Махмуд Алиев, пенсионер.

На пороге дома показалась молоденькая женщина в пестром платье с малышом на руках.

— Жена моего сына, Саноат, — Махмуд-ата повернулся к невестке, произнес ласково: — Дочка, приготовь дастархан, угости гостя чаем.

Агзам Ходжаев молча опустился на покрытое одеялом сури. Он сердцем почувствовал, что убитый — сын старика. Но как сказать об этом отцу, поведать ему о гибели родного человека!

Отец тяжко вздохнул. Зажав в кулак бороду, он опустил глаза, заговорил глухо:

— Да! — старик с удивлением взглянул на офицера, и тут же лицо его заострилось. — С ним что-нибудь случилось?

Не отвечая на вопрос аксакала, Ходжаев спросил снова:

— Курбан ночевал сегодня дома?

Услышав в ответ «не ночевал», он потребовал рассказать все, что делал Курбан вчера и когда ушел из дома. Отец тяжко вздохнул. Зажав в кулак бороду, он опустил глаза, заговорил глухо:

— Курбан в последнее время сильно стал пить. Когда после армии пришел, золотой был парень; женился, с женой жил дружно. На завод поступил, хорошо зарабатывал, о нем даже в газете писали. А потом друга себе завел. Семеном зовут, высокий, худой, где работает — не знаю. Раз пять у нас бывал, все время пьяный, и еще вместе с Курбаном дома пили.

Гость — святой человек, гостя из дома не выгонишь. Со слезами на глазах подавала закуски Саноат пьяным вдребезги Курбану и Семену. А те сквернословили, бахвалились, что могут пить, как «сапожники», судачили о какой-то Машке. Семен подливал водку Курбану, а сам, глядя масляными глазами на жену друга, хватал ее то за кисть руки, то за локоть. Все видел и слышал старый отец, но сдерживал себя, дожидаясь, когда гость, наконец, уйдет.

И когда Семен уходил, отец пытался убедить Курбана, что его друг нехороший человек. Курбан бесился, площадно ругался, а когда Саноат пожаловалась, что Семен ведет себя непристойно, то чуть не задохся от пьяной ярости, обвинив во всем жену: она-де сама развратница, сама глядит на друга двусмысленно. Курбан бросился с кулаками на жену, отец закричал, пытался остановить сына, но, отброшенный к стене дома, упал на землю, больно ударившись головой.

Часто Курбан домой возвращался чуть ли не ползком. Говорит, что его Семен угощает. А в получку он вроде бы ему долги выплачивает, чуть ли не всю зарплату в пивной оставляет. Нередко дома не ночует, где бывает, не говорит. Вот и вчера, пришли вместе с Семеном уже выпившие. Сели за дастархан, еще бутылку водки осушили. Семен опять, осклабившись, стал глядеть на Саноат, обнаглел до того, что схватил женщину за грудь. Не выдержала она, закричала.

— Что вы делаете, оставьте меня! Курбан, как ты позволяешь, чтобы над твоей женой надругались!

Курбан вместо того, чтобы Семена проучить, жену побил. Хрипел, за косы дергал, на одеяло свалил и ногой несколько раз ударил. А потом, как был в майке выскочил на улицу, догонять Семена, просить у него прощения за то, что друга жена обидела. Выскочил, и не вернулся. Дома не ночевал и днем не приходил. Может быть, скоро вернется: ему сегодня во вторую смену на работу идти.

Обо всем рассказал старик, ничего не утаил. И хотя стыдно о таком людям говорить, но раз уж милиция сыном заинтересовалась, пусть офицер знает, может поможет.

Тяжело вздохнул Агзам Ходжаев, потер пальцами бугристый лоб:

— У вас есть фотография сына?

Убедившись, что убитый и человек на фотокарточке, которую принесла Саноат, одно и то же лицо, старший лейтенант сказал:

— Курбан Алиев в больнице. Вам Махмуд-ата надо со мной поехать.

— А вы оставайтесь, — старший лейтенант повернулся к Саноат, глядевшей на него вопросительно, с тревогой. — С ребенком ехать не стоит.

Женщина не посмела ослушаться, хотя всем сердцем рвалась туда, где лежит сейчас ее Курбан. Ее любимый муж и отец маленького сына! Она забыла обо всем плохом: о пьянках, о диких скандалах; сейчас, когда Курбан в беде, он был снова ей дорог, снова любим, как прежде.

Когда Ходжаев вернулся, сходив к ближайшему телефону-автомату, чтобы вызвать машину, Махмуд-ата уже стоял в ожидании, в сером длинном халате и узелком с фруктами для больного сына.

— Этого не нужно, — произнес как можно мягче Агзам Ходжаев, взяв узелок из рук старика и положив на сури. — Пошли, машина сейчас подойдет.