Анатолий Степанов - Скорпионы

— Согласен.

— Вопрос первый: почему ты считаешь, что у меня нет фактов?

— Я был связан только с Цыганом, а Цыгана нет на этом свете.

— Кто задумывал и разрабатывал план грабежа склада?

— Я, — скромно ответил Коммерция.

— Мне казалось, что ты от этого открещиваться будешь.

— Но мы же договорились, Александр! — слегка удивился Коммерция.

— Тогда подробности. На каком этапе тебя привлек Цыган?

— Когда уже был выбран объект.

— Кто нашел этот объект?

— Не знаю. Ко мне все шло через Цыгана.

— Тебе известно, почему это преступление было так быстро раскрыто?

— Откуда?! Секрет вашей фирмы.

— Могу сообщить: Колхозник, для того, чтобы опохмелиться, шкурку на Перовском рынке продавал.

— Знал, что дурак, но такой! Скорей всего, его кто-то спровоцировал на это.

— Я тоже так думаю. Но кто?

— Не надо больше вопросов, Александр. Я сам отвечу на все, что ты хочешь узнать. Ты думаешь, я этих законников неумытых испугался? Да плевать я на них хотел, если бы они только между собой эти пять контейнеров делили. Я испугался того, кто их сталкивает лбами, кто знает про них все и делает с ними, что хочет. Кто и меня, вероятнее всего, подвести под монастырь мог.

— Хоть догадываешься — кто?

— Не догадываюсь и не хочу догадываться. Себе дороже.

— Я, Коммерция, искал этого человека. Но теперь этот человек раздвоился. Я-то думал, что это он так неглупо разработал план операции. Оказалось — ты.

— Спасибо за комплимент.

— Может, еще что-то скажешь?

— Сказать больше ничего не имею.

Смирнов стукнул кулаком в стенку, Казарян явился на зов.

— Рома, привет! — радостно поздоровался с ним Коммерция.

— Привет, — кивнул Роман и поинтересовался у Смирнова:

— Нужен я, Саня?

— Не ты. Разыщи Гусляева. Он где-то здесь. Пусть везет Коммерцию в районное узилище.

Бумажных дел по палагинской краже хватило до позднего вечера. А утром привезли Сырцова-Почтаря, который для порядка поломался полдня. Потом мучил следователь, требуя уточнений, подтверждений и неукоснительного соблюдения протокола. Мучил Ларионова, мучил Смирнова. Отмучились и собирались домой отоспаться, когда из проходной позвонил Алик.

— Что случилось? — спросил Александр.

— Ничего, — ответил Алик. — Пойдем погуляем.

Смирнову шибко хотелось спать, но и прогуляться тоже было неплохо. По бульварам до Москвы-реки — любимый маршрут. Спускались к Трубной.

— Как Иван Палыч? — осторожно поинтересовался Александр.

— Скоро умрет, — стараясь приучить себя к неизбежному, Алик жестоко произнес вслух страшные слова.

— Не надо так, Алька, — попросил Смирнов.

— А как?! Как надо?!! — заорал, чтобы не пустить слезу, Алик. — Я у них сегодня ночевал. Он не спит, понимаешь, не спит! Он задыхается и не кашляет только сидя! Так ночь с ним и просидели. Слава богу, к утру хоть в кресле задремал.

— Может, лекарство какое-нибудь есть, чтобы не задыхался?

— Есть. Понтапон, морфий, всякие там опиумные соединения. Но он не хочет помирать блаженным кретином под действием наркотиков. Я вот все думаю: скоро, совсем скоро его не станет в этой жизни, а все его мысли — о том, что будет без него, что будет с нами, со страной. Сила духа это или ограниченность жуткая?

— Это храбрость, Алик. Ответственность за все, что совершил. И доброго, и недоброго. Как он к аресту Берия отнесся?

— Смеялся очень над заявлением, что Берия — английский шпион. А так — радовался, говорил, что пора начинать.

— Что началось, наверное?

— Я его тоже поправил в этом роде. Разозлился он ужасно. Кричал, чтобы мы освобождались от идиотских иллюзий, что кто-то сверху решит все самым правильным образом.

— Сверху виднее.

— Ты как попугай за мной повторяешь. Именно это я ему и сказал. Он мне заявил, что снизу вернее.

Они миновали Трубную и поволоклись вверх. Невыносимо остро верещал железом по железу трамвай, спускаясь на тормозах по Рождественскому бульвару.

— Помнишь, Алик, он мне в последний раз сказал, чтоб я боялся профессиональных шор? Так вот, поймал я тут себя на одной мыслишке. Понимаешь, на допросах Ларионов, Ромка да и я, грешный, остроумны, находчивы, красноречивы. А допрашиваемые — тупы, косноязычны, несообразительны. Они глупы, а мы умны? Часто, но не всегда.

Вся загвоздка в том, что мы играем, чувствуя за собой силу. Силу положения своего, силу убеждения в том, что перед тобой преступник, человек второго сорта. И поэтому играем с людьми как кошка с мышкой. А это плохая игра, потому что кошка играет с мышкой перед тем, как ее слопать. Удовлетворение от собственного превосходства, веселое злорадство — вот что значит наше распрекрасное остроумие.