Артур Омре - Риф Скорпион (Сборник)

Конечно же, он основательно подготовился. Не только тщательно изучил программу визита американского министра, но и настолько вник в детали местной обстановки, что знал о связях генерал-майора Андреассена и директора Магне Муэна. Иначе не объяснить тот факт, что он сперва повредил представительскую машину военного ведомства, а потом проник в директорский гараж и установил смертоносный детонатор.

И все же его затея висела на волоске. Министру обороны Солсбери могли предложить любую другую из тысяч личных машин в Трондхейме, и тогда все приготовления оказались бы тщетными.

Профессионал не стал бы рисковать, что его жертва сядет не в ту машину.

Газеты сообщали, что уже четыре террористические организации взяли на себя ответственность за акцию в Трондхейме. Одна дотоле неизвестная латиноамериканская группа называла в качестве мотива вмешательство США в дела Никарагуа. Шиитская секта на Ближнем Востоке утверждала, что убийство Солсбери — продолжение бомбовой войны против американских солдат в Ливане. В Мюнхене появилось письмо одного из подразделений «Роте Арме Фраксьон», где РАФ, хотя не говорила прямо о своей причастности, предрекала эскалацию «вооруженной борьбы против натовского империализма». Четвертая организация, французская, именовавшая себя «Комитет справедливости свободолюбивых гуманистов за истребление военных паразитов», выступила в печати с перечислением злодеяний, совершенных Солсбери во время вьетнамской войны.

Джон Г. Солсбери родился в том самом году, когда всю западную экономику потряс тяжелейший кризис, что, впрочем, не слишком сильно отразилось на годах детства и юности наследника миллионного состояния. Двадцати семи лет от роду он возглавил текстильную империю, основы которой семейство заложило еще во времена рабства. Но до того он успел сделать стремительную военную карьеру в американских войсках в Корее. Начало политической карьере положил, став губернатором родного штата Алабама, а после президентских выборов 1968 года стал одним из военных советников Ричарда Никсона. После того как Уотергейтский скандал заставил Никсона уйти, Солсбери преспокойно вернулся в директорское кресло текстильного концерна. Американские средства массовой информации успели почти позабыть о нем, когда после многих лет отсутствия он вновь возник на политической арене, заняв важный пост министра обороны. И вот теперь он мертв. Убит латиноамериканским революционером, шиитским фанатиком, немецким террористом из интеллектуалов или французским гуманистом, борющимся за мир. Или еще кем-то.

Может быть, тот же человек убил стройную светловолосую сероглазую норвежскую девушку с дамским велосипедом и певучим северным диалектом. Если так — это его величайший грех.

Полиция предупредила меня, чтобы я не вздумал идти по следам Бенте. Тем не менее именно этим я занялся. Зная, что в последние дни своей жизни где-то она вышла на отпечаток, оставленный человеком с гораздо большим размером обуви, чем ее собственный. Возможно, я считал, что у меня больше шансов, чем у полиции, найти этот отпечаток. Возможно, меня угнетало чувство вины, поскольку я ведь мог спасти жизнь Бенте. Возможно, я увлекся игрой, как увлекаюсь хорошей шахматной задачей.

Не знаю. И тогда не знал.

Единственное, в чем я был уверен: в хаотической путанице разных нитей я не видел пока ни одной, ухватившись за которую мог быть уверен, что не запутаюсь еще больше.

В четверть пятого явились двое, которых я ждал. Одновременно я обратил внимание на человека, сидевшего за пятым столиком от меня, у окна. Это был журналист из «Чикаго трибюн». Все такой же похожий на киноартиста. На этот раз он сидел один, с газетой и чашкой кофе.

Я подумал: если теперь встать и направиться к выходу, он сложит газету и покинет кафе, не допив свой кофе?

Девушки заметили меня. Я ответил на их взгляды подкупающей улыбкой, отработанной за четыре года службы в гостинице. Этот прием подействовал. Они повесили свои куртки на свободные стулья у моего столика и пошли за кока-колой.

Американский журналист проводил их взглядом.

Или просто случайно повел глазами в ту сторону?

Девушек звали Туве и Мириам. Обе приехали в город из области, работали неполный день, учились в вечерней школе и состояли в том же шахматном клубе, что и я. Если не считать редкое для девушек активное занятие шахматами, ничто больше не отличало Туве и Мириам от стандарта их двадцатилетних сверстниц. Правда, вы тщетно стали бы выискивать у них черты, позволяющие уверенно причислить их к этому стандарту.