Леонид Матюхин - Удар в спину

- А черт его... Что-то связанное с именами и фамилиями владельцев, Картушин помолчал немного. - Но есть вариант, что "БВСН" это - "Было ваше, стало наше".

- Сильны! - хохотнул Мишка.

- И все-таки, кому ты рассказывал о делишках своего братца? - вернул разговор к его началу Антон.

- В том-то и дело, что никому...

- Э нет, так не бывает, - покачал головой Стахов.

- Как видишь - бывает.

- Если бы никому - к тебе не стали бы обращаться с вопросом, где находится этот гараж.

- Я понимаю. И все-таки я д-действительно ни с кем не обмолвился об этом ни словом. Даже с матерью.

- А с женой?

- Да Боже упаси! Разве ж с бабами на такие темы можно говорить?

- Не поверю, чтобы после того, как ты получил свои полторы тысячи, ты не размышлял, кто этих деятелей вывел на тебя, - покачал головой Мишка.

- Конечно размышлял. Но я уже сказал, что так ничего и не придумал.

- А эта твоя Люська..?

- Да что ты! Ты даже не п-представляешь, какая это удивительная женщина. Даже если бы я что-то и сказал ей, она никогда и никому не обмолвилась бы об этом!

- Понятно. И все-таки - говорил или нет?

- Не думаю... - слегка покачал головой Анатолий. - Но, повторяю, она бы никогда...

- Значит, мог и рассказать, - обращаясь к Антону, подвел итоги разговору Мишка. - Тогда нет ничего удивительного, что её дружки Филимонов указал движением подбородка в сторону Ирины, - поджидали тебя ни где-нибудь, а у дома твоей подруги.

- Но вы ведь тоже поджидали меня там.

- Мы вышли на тебя через машину. А с какого конца, помимо твоей подруги, могли ещё выйти на тебя эти любители пострелять?

- Если бы тут была замешана Люська, меня не стали бы трогать рядом с её домом, - возразил Картушин.

- Может быть так, а может и нет - задумчиво произнес Филимонов. Даже, скорее всего, все обстоит как раз наоборот. Кто ж заподозрит любовницу, на пороге которой злодеи убили любимого человека? Да никто.

- Я, между прочим... - хотел что-то сказать Картушин, но неожиданно осекся. - Постойте, п-постойте, мужики. А ведь я действительно рассказывал Люське о том, что брат чуть было не угодил в неприятную историю... Но это было очень давно. И - убей, не помню, - говорил ли я ей о деталях...?

- Говорил, говорил, - с усмешкой заверил его Мишка. - Можешь не сомневаться.

- Вот ведь гадина! - с чувством произнес Анатолий и плеснул себе водки в стакан с недопитым рассолом. - Я ж для неё наизнанку выворачивался. А она?

- Изнанка твоя ей видно не по душе пришлась, - заметил Мишка. - Ну да ты особенно не переживай. Радуйся, что мы вовремя оказались рядом.

- Да я, мужики! Знаете, как я вам благодарен? Нет? Я теперь за вас горло любому перегрызу. Точно вам говорю. ... Давайте, выпьем. За вас.

- За что это вы там? - также подняв свою рюмку, поинтересовалась с другого конца длинного стола Ирина. - Мы тут с Илларионом Дмитриевичем о смысле жизни говорим, а они в это время без нас тихонечко "белое вино" попивают... Нехорошо.

- Я предложил выпить за них, - показывая кивком головы на Мишку и Антона, пояснил Картушин. - Ваше здоровье, мужики! И пусть на ваших врагов обрушится все то, чего они желают вам.

- А вот за последнее Ирина едва ли будет пить, - усмехнулся Антон. Хотя и за первое, наверное, тоже.

- Ваше здоровье, - не вступая в полемику, до конца опустошила свою рюмку молодая женщина. - И, поверьте, у меня нет ни малейших оснований желать никому из вас ничего плохого.

- Молчала бы уж. "Никому"... - передразнил Анатолий и до конца выпил из стакана свой мягко выражаясь оригинальный огуречно-водочный коктейль.

- Да-а. Странные мы, люди, создания, - следуя примеру остальных, опрокинул рюмку Илларион Дмитриевич. - Помните, как там у Лермонтова?

"И с грустью тайной и сердечной

Я думал: жалкий человек!

Чего он хочет? ... Небо ясно,

Под небом места много всем;

Но беспрестанно и напрасно

Один воюет он... Зачем?" - процитировал он.

- Брось ты, Дмитрич, - поморщился Мишка. - "Зачем?". Ясно зачем. Человек воюет за место в жизни, за баб, за приятную тяжесть кошелька в кармане. Помню, кто-то умный сказал, что прогресс является не более чем следствием стремления человека к наживе.

- Это Монтескье, - подсказал Антон. - Несколько иными словами, но смысл именно такой.

- Да неважно, - отмахнулся Мишка. - Важно, что так повелось с сотворения мира. Мужики всегда воевали. И хорошо. Без этой бесконечной войны жизнь была бы пресной и неинтересной.

- Мы с тобой на эту тему не раз спорили, Михаил, - покачал головой Илларион Дмитриевич. - А я как и прежде уверен, что человек может быть счастлив лишь тогда, когда счастливы окружающие его люди. Об этом, кстати, также говорил Монтескье.