Варвара Клюева - Уникум

— Отправить в виварий для экспериментов.

— Скажи уж, поместить в зоопарк.

За этим приятным занятием время пролетело незаметно. Мы даже удивились, обнаружив, что стоим перед административным корпусом.

В знакомой комнате уже сидели Ирочка и Славки.

— Кто последний? — вместо приветствия спросил Прошка.

— Мы уже отстрелялись. Таню только дождемся и уйдем, — сказал Славка-Владик.

— Что новенького спрашивают? — поинтересовалась я.

Сашок за моей спиной выразительно кашлянул. Славка покосился в его сторону и пожал плечами. При этом пальцы его правой руки незаметно сложились в колечко: нуль. Ничего.

В эту минуту из кабинета вышла Татьяна. Она, Ирочка и Славки кивнули нам на прощание и ушли. Сашок заглянул к Белову сообщить, что мы доставлены. Белов опять начал допрос с Прошки.

Когда следом за Прошкой голос из селектора попросил Лешу, во мне проснулось стойкое «дежавю». Правда, сегодня Прошка вернулся в «зал ожидания», но тут же ушел, сославшись на дела. Мы с Марком даже не поинтересовались, что это за дела. Ясно было, что Прошка намылился в столовую. Через некоторое время вышел Леша, а Марк исчез за дверью беловского кабинета.

— Все как обычно, — ответил Леша на мой безмолвный вопрос и пустился в пространные рассуждения о связи между географическими условиями, в которых живет народ, и национальным мышлением. На этот раз ничто не мешало мне наслаждаться беседой — задавать вопросы, соглашаться, спорить, подыскивать примеры, подтверждающие и опровергающие Лешины доводы. Словом, время я провела вполне приятно.

Марк вышел к нам и кивком показал мне на дверь. Я довела до конца мысль, которую развивала до его появления, и прошла в кабинет.

К тому времени моя обида на Белова, благодаря которому я стала мишенью Прошкиных насмешек, несколько улеглась. Я помнила, с какой готовностью он помог нам вчера в поисках Генриха, помнила ненавязчиво разведенный им костер, у которого мы грелись всю ночь. Но с другой стороны, я не собиралась спускать ему те несколько часов, когда у меня от страха за Марка едва не помутился рассудок.

— Здравствуйте, Варвара Андреевна, — привстав, поприветствовал меня Белов и указал на стул. — Располагайтесь, пожалуйста.

Несмотря на всегдашнюю вежливость, уже неотделимую в моем сознании от его неприметной внешности, Белов казался удрученным. На мгновение у меня тревожно екнуло сердце: вдруг он нашел улики, указывающие на кого-то из наших? Но я поскорее отогнала от себя эти сомнения и приготовилась играть роль, продуманную во всех подробностях заранее.

Ни словом не ответив на шпионское приветствие, я прошествовала к стулу и села, до предела выпрямив спину, словно аршин проглотила. Белов приподнял бровь, но больше никак не отреагировал на мою демонстрацию и приступил к допросу. На все вопросы я отвечала холодно и по возможности односложно. Если ответом «да» или «нет» ограничиться было нельзя, я старалась уложиться в минимальное количество слов. Разговор у нас происходил примерно так:

— Вы все в тот вечер выходили из-за стола?

— Да.

— А в какой последовательности, не помните?

— Только частично.

— И в какой же?

— Сначала Полторацкий, потом я, потом Прохоров, потом Марк, а потом уже все подряд, по очереди.

— Вы не заметили, может быть, кто-нибудь отсутствовал неоправданно долго, значительно дольше других.

— Не заметила.

— А что-нибудь необычное вам в глаза не бросилось? Например, может быть, у кого-то внезапно изменилось настроение или поведение?

— Насколько я помню, нет.

— На следующий день, когда вы заходили к Полторацкой, вам никто не попадался на глаза? В холле? В коридоре? Может быть, где-нибудь хлопнула дверь кабинета?

— Нет.

— Вы подошли к кровати?

— Да.

— Не заметили, Полторацкая дышала? Какое-нибудь движение, дрожание век, пульсирующую жилку не помните?

— Нет.

— В каком положении она лежала?

— На левом боку, лицом к окну.

— Поза не показалась вам неестественной?

— Нет.

И так далее и тому подобное. Белов повторял одни и те же вопросы на разные лады, снова и снова возвращался к одним и тем же моментам, но, по существу, не спросил ничего нового. Все это я уже рассказывала ему на самом первом допросе. Правда, тогда я говорила куда пространнее и охотнее. Теперь, с каждым моим кратким ответом Белов напускал на себя все более мрачный вид, хотя моя лаконичность должна была облегчить ему ведение протокола — сегодня беседовали без магнитофона.