Джеймс Мэйо - Персидская гробница

Едва Дельгадо устроился в удобном кресле со стаканом виски с содовой, вновь появился секретарь.

- Они ждут, сэр.

- Проводите.

Секретарь вернулся с двумя иранцами, один из которых работал на автостоянке базы. Они со спутником нерешительно остановились в дверях. Дельгадо заставил их сесть и угостил сигаретами. Роскошная обстановка их явно смущала. Смотритель стоянки вырядился в свой лучший костюм с мятыми лацканами, пузырившимися на коленях брюками и старомодной рубашкой. Его привел приятель, который работал на Дельгадо. Оба тараторили по-персидски друг с другом и с секретарем.

- Он очень напуган, - пояснил тот, кивая на смотрителя.

- Здесь он в безопасности.

Секретарь перевел слова Дельгадо, но иранец продолжал испуганно озираться, беззвучно шевеля губами.

- Он обслуживает офицерские машины, и машину Бенджона тоже, - пояснил секретарь. - Жалуется, что тот его все время бранит, вечно наказывает, придирается на каждом шагу. Даже обвинил в воровстве и грозит выгнать с работы.

Дельгадо оглядел иранца с головы до ног.

- Я не вор! - вдруг заявил тот на ломаном английском. - А вот сержант все время увозит ящики из склада при столовой. Увозит и продает. Много продает. И из столовой, и из магазинов. Воруют многие. Только сержант ворует часто и по-крупному. Вот!

Он нашел в кармане два листка с колонками каракулей.

- Все это только за день. И все продано. Всего за один день. И ещё жульничает с бензином. Там крупная афера. Я давно знаю, но молчу - не хочу потерять работу. Сержант у нас - большой начальник. У меня будет много неприятностей. А я их не хочу. Они мне не нужны.

- Никаких неприятностей не будет, - заверил его Дельгадо. - Если потеряешь работу, возьму к себе.

Иранец успокоился и принялся подробно расписывать деятельность Бенджона, пересыпая рассказ проклятиями в его адрес. Он уже пять лет служил на базе, на складе и автозаправке, и, конечно, знал, что тот не один занимался подобными махинациями. Но никогда он не встречал жулика подобного масштаба.

Дельгадо слушал сидя, потом встал и заходил по комнате.

Полученная информация была ценной вдвойне. Теперь он мог заставить Бенджона работать на себя и заткнуть ему рот, вздумай тот его шантажировать или поднять шум насчет его атаки на "Кристби".

Дослушав, он селся напротив и принялся задавать вопросы, выуживая сведения до последней крупицы. Наверняка не все они соответствовали действительности, но большая часть могла пригодиться. Ни одна мелочь не ускользала от его пристального внимания, он не оставил иранца в покое, пока не выяснил весь распорядок жизни базы, новые правила и все происшедшие перемены. В итоге он досконально разузнал о двух главных аферах Бенджона.

Допив виски, Дельгадо поднялся, смотритель тут же вскочил и шепнул, что кое-что не может сказать при людях. Только одному мистеру Дельгадо, только ему...

Глаза его дико сверкали.

Едва они остались одни, он, озираясь, подошел к Дельгадо вплотную.

- Сержант связался с женой Ахмада Малика, - он ещё больше понизил голос. - Если Малик узнает... - схватив себя за горло, смотритель закатил глаза.

- Где они встречаются? - тихо спросил Дельгадо.

Иранец отступил, весь трясясь и отстраняя все дальнейшие вопросы. Он и так наговорил слишком много..

Дельгадо достал две купюры по тысяче реалов. Смотритель жадно схватил деньги, все ещё дрожа от возбуждения и страха.

- Что ни узнаешь, немедленно ко мне.

- Да, сэр.

Дельгадо окликнул секретаря.

- Мартин! Проводи его и возвращайся.

* * *

Малик опустился на колени перед громоздким старомодным сейфом, пересчитал толстую пачку долларовых бумажек, разложенных по сотням, вернул их на полку, вздохнул и снова запер сейф. Взятка намечалась крупная, а гарантий успеха никаких. Зафрулла - всего лишь чиновник службы безопасности, пусть даже не из простых. Но выбора не было.

За плотными шторами в комнате было сумрачно и прохладно. Вокруг громоздилась безвкусная мебель, которая Малику казалась очень удобной: плетеные кресла столетней давности, принадлежавший ещё его матери круглый стол, покрытый красной плюшевой скатертью с бахромой, резной французский буфет. Единственное место в доме, где Малик мог подумать в одиночестве, его любимое убежище. В магазине на первом этаже и в конторе рядом кипела жизнь, которой он не слышал, но чувствовал. И что бы ни случилось, что бы ни пошло не так, он в тот же миг спускался, прежде чем за ним успевали послать.