Оса Ларссон - Солнечная буря

Когда-то давно, когда избушка использовалась как охотничий домик, дядя Аффе всегда ставил на эту табуретку свое ружье, прислонив к стене. Ребекка вспомнила, как недовольная морщинка каждый раз пролегала у дедушки между бровей: сам он всегда бережно укладывал собственное ружье в футляр и задвигал под кровать.

Сейчас на табуретке лежит топор, а на крючке над ним висит пила.

«Санна», — думает Ребекка, снова вглядываясь в собственный рисунок.

Дорисовывает спиральки и звездочки вокруг ее головы.

«Беспомощная, потерянная Санна. Которая ничего не может сама. В течение всей ее жизни многочисленные идиоты вмешивались, стремясь что-то для нее сделать. Я тоже одна из этих проклятых идиотов. Ей даже не пришлось просить меня приехать. Я сама прибежала, как послушный щенок».

Она убирает руки Санны, закрасив их черной краской. Вот так, теперь та ничего не в состоянии сделать. Затем Ребекка рисует рядом саму себя и пишет сверху: «Идиот».

При виде этой картинки к ней внезапно приходит озарение. Руки дрожат, когда она обводит кисточкой нарисованные фигуры. Санна ничего не может сама. Вот она стоит — без рук. Когда Санне что-то нужно, появляется какой-нибудь идиот и делает это для нее. Например, Ребекка Мартинссон.

Итак, если Виктор посягает на дочерей Санны…

…и она приходит в такую ярость, что хочет убить его. Что происходит в этом случае?

Появляется какой-нибудь идиот и убивает для нее Виктора.

Может так быть? Да, именно так и обстоит дело.

Библия. Убийца положил Библию Виктора в кухонный диван Санны.

Конечно же! Не для того, чтобы засадить Санну. Это был его подарок. Сообщение, открытка, написанная угловатым почерком, была адресована Санне, а не Виктору. «То, что мы сделали, не было грехом в глазах Господних». Убийство Виктора не было грехом.

— Кто? — произносит Ребекка и изображает рядом с Санной сердечко. Внутри него она рисует вопросительный знак.

И вздрагивает. Пытается разобрать сквозь завывание ветра звук, которого там быть не должно. И тут же слышит его — гудение скутера.

Курт. Курт Бекстрём, который сидел на своем скутере под окном у Санны и смотрел на нее.

Ребекка вскакивает из-за стола и оглядывается.

«Топор, — в панике думает она. — Надо взять топор».

Но звук мотора уже не слышен.

«Тебе показалось. Успокойся, — уговаривает она себя. — Сядь на место. Ты в стрессе, ты напугана, воображение разыгралось. Там снаружи ничего нет».

Она садится, но не сводит глаз с дверной ручки. Надо бы встать и запереть дверь.

«Ну хватит, — внушает она себе, хотя ее тянет сплюнуть через левое плечо. — Там снаружи ничего нет».

В следующую секунду ручка поворачивается. Дверь открывается. Вой метели врывается в кухню вместе с потоком ледяного воздуха, и мужчина в комбинезоне для езды на скутере поспешно шагает через порог. Закрывает за собой дверь. В первый момент она не может разглядеть, кто это. Но потом он снимает капюшон и шапку.

Это не Курт Бекстрём. Это Веса Ларссон.

Анна-Мария Мелла видит сон. Она выскакивает из полицейской машины и бежит вместе с коллегами по трассе Е-10 где-то между Кируной и Елливаре. Они бегут к потерпевшему аварию автомобилю, который лежит кверху днищем в десятке метров от дороги. Бежать тяжело. Коллеги уже стоят возле искореженной машины и зовут ее.

— Торопись! Пила у тебя. Мы должны достать их!

Она продолжает бежать с бензопилой в руках. Откуда-то доносится душераздирающий женский крик.

Наконец она у цели. Включает бензопилу. Та с визжанием разрезает железо машины. Взгляд Анны-Марии падает на детское автомобильное сиденье, которое висит, перевернутое вверх ногами, но она не видит, есть ли в нем ребенок. Бензопила страшно завывает, но внезапно раздается резкий звонок. Словно звонит телефон.

Роберт толкает Анну-Марию в бок и засыпает, едва она берет у него трубку. В трубке — голос Свена-Эрика Стольнакке.

— Это я, — говорит он. — Послушай, вчера я вернулся в квартиру Курта Бекстрёма, но он не ночевал дома. Во всяком случае, никто не открывает.

— Угу, — сонно бормочет Анна-Мария.

Неприятное чувство от дурного сна еще не рассеялось.

Прищурившись, она разглядывает цифры на электронном будильнике у кровати — половина пятого. Она садится, прислонившись к изголовью.

— Я надеюсь, ты не один туда ездил?

— Подожди меня ругать, Мелла, ты лучше послушай. Поскольку создавалось впечатление, что его нет дома, я отправился в Хрустальную церковь, чтобы проверить, нет ли у них каких-либо всенощных бдений, но там никого не оказалось. Тогда я обзвонил пасторов — Томаса Сёдерберга, Весу Ларссона и Гуннара Исакссона, в таком порядке. Я подумал, что они должны следить за своими овцами и знать, где отдыхает от праведных трудов Курт Бекстрём, когда не ночует у себя в квартире.