Андрей Ветер - Случай в Кропоткинском переулке

На днях Аули, возвращаясь откуда-то, остановилась возле Смелякова и завела разговор ни о чём, ей просто хотелось поболтать. Она чудесно лопотала на английском языке, Виктор же отвечал, как умел, то есть с трудом сцепляя друг с другом обрывки разрозненных предложений, тяжело всплывавших из глубин памяти. Виктор закончил обычную школу, где иностранные языки преподавались поверхностно, просто для соблюдения формальности общего образования, а не для того, чтобы выпускники умели свободно говорить по-французски или по-английски. И вот теперь, с замиранием сердца вслушиваясь в журчащую речь Аули, Смеляков готов был провалиться сквозь землю, чувствуя себя необразованным увальнем.

«Ничего, я обязательно выучу английский! Разве я виноват, что у нас в школе так мало уделялось этому внимание? Да и кому он нужен-то по жизни, этот английский? Нам же негде разговаривать на нём. Мы же лишены возможности контактировать с иностранцами… Стоп! Опять я туда же! Опять на ту же лыжню! Что-то часто я стал об этом задумываться… А почему, собственно, не задуматься? Ведь мне девушка нравится! Безумно нравится! Неужели я не человек? Неужели кто-то может мне не позволить?.. Чушь! Что я несу за бред? Конечно, не позволят. Меня с работы за такую связь в полоборота вышибут… Любовная связь с гражданкой Финляндии! Тьфу! Вот опять я приехал туда же… Ведь у меня всё нормально. Зачем мне нужна именно Аули? Мало, что ли, наших девчонок вокруг?.. Вот что, братец, давай договоримся: если тебе нужна именно Аули, тогда сматывай удочки и отчаливай с этой работы».

Эти мысли не давали Смелякову покоя. Виктор был убеждённым комсомольцем и в разговорах всегда отстаивал преимущества социалистического строя, если кто-то начинал чрезмерно критиковать отдельные недостатки, однако уже не раз он замечал, что наедине с собой он иногда разговаривал совсем иначе. Бойкость пропагандиста, проявлявшаяся в нём во время споров, отступала на второй план, предоставляя место холодному объективному взгляду. Виктор немного страшился этой объективности, она подавляла его, обезоруживала. Вспоминая себя в первый свой выход на дежурство, когда он был ошарашен услышанными сводками и ориентировками, он не мог не признать, что подавляющее число граждан пребывало в полном неведении о состоянии дел в стране. Будучи сотрудником ООДП, он знал в тысячу раз больше о преступности и шпионаже, чем рядовые граждане. Но ведь были и другие, ещё более осведомлённые в силу своих обязанностей люди — офицеры КГБ, члены правительства, члены Политбюро. Это означало, что народ, хотя в стране издавались тысячи разных газет и журналов, на самом деле жил за пределами информационного поля, народ был отсечён от доступа к информации, от народа скрывали информацию. Народу давали только то, что считалось нужным…

«Быть может, так происходит по всему миру? Идеологическая война не может быть односторонней. На Западе наверняка происходит то же самое», — убеждал он себя.

Стоя на посту возле посольства и соприкасаясь ежедневно с представителями дипломатического корпуса, он всё глубже проникался энергетикой их раскованных, лёгких, вольных характеров и впитывал в себя атмосферу демократичности, столь разительно отличавшуюся от партийной дисциплины, в которой Виктор с каждым днём всё отчётливее угадывал черты казарменной жизни.

«Почему так? Почему наш народ похож на безликую массу, на толпу, придушенную скрытым от глаз, но всюду присутствующим страхом? И почему всюду меня охватывает ощущение безликости? Или мне только грезится серость, грязь, тупая бессловесность? У нас же самая читающая страна, самая образованная! Почему же наши люди выглядят так… жалко и затравленно? Почему не чувствуется в них уверенности? Ведь нам есть чем гордиться. Мы прошли сквозь войну, сквозь разруху! Прошли в одиночку, никто нам не помогал… Чёрт возьми, неужели я пытаюсь убедить себя в чём-то? Да меня не надо убеждать. Я уверен, я знаю наверняка… А все эти бриллианты на жёнах дипломатов, все эти дорогие автомашины, весь этот шик… Так тут и удивляться нечего: в посольстве я вижу элиту их общества. Разве может средний советский гражданин тягаться с этими дипломатами?.. Да плевать я хотел на их буржуйский образ жизни! Лично меня вполне устраивает моя жизнь… Эх, вот если бы ещё на службе чуть поменьше строгостей было…»

Вчера вечером в общежитии он разговорился с Андреем Сытиным. Их выходные дни совпали, можно было посудачить без спешки. Саша Журавлёв, сосед Смелякова по комнате, на днях съехал, женившись, к жене. Некоторое время Виктору предстояло жить одному, но вскоре ожидалось пополнение, так что в комнату непременно должны были подселить новичка.