Пиа Юль - Убийство Халланда

Накануне вечером мы сидели в гостиной. Я пила кофе, он — пиво. Мы смотрели детектив.

— Хотела бы я быть такой, как она, — сказала я про следователя. Единственная зрелая женщина из виденных мною по телевизору.

— Но ты не такая, — произнес он.

Я повернула голову, взглянула на него. Женские лица катастрофически изменяются. Мужчины приобретают солидность, вес.

— Ты приобрел вес, — заметила я.

Он повернул голову, взглянул на меня.

— Вес? — переспросил он испуганно.

— Ха-ха-ха.

— Я уеду в семь, — сказал он и выключил телевизор.

— Пойду попишу. — Я обняла его за шею и крепко-крепко к нему прижалась, мы поцеловались, я потерлась щекой о его щетину. — Я недолго.

Войдя к себе в кабинет, я обо что-то споткнулась, осторожно прошаркала к столу, зажгла лампу. Компьютер дремал. На столе стоял стакан с тепловатой водой, отпив глоток, я включила проигрыватель, взяла с полки и вставила первый попавшийся диск. Не разглядев в темноте какой. На всю комнату грянуло Im wunderschönen Monat Mai. [1] «В сиянье теплых майских дней» (нем.) — из вокального цикла Роберта Шумана «Любовь поэта» на стихи Гейне. (Здесь и далее примечания переводчика.) Я сразу же выключила. Я могу слушать это только на полную громкость, но в такую поздноту мою радость никто бы не разделил.

Разбудив компьютер, я взялась было за книгу — и отложила. Щелкнув мышкой, открыла документ, он не был даже открыт, я внесла последнюю правку два дня назад, да и то прошлась лишь по запятым. Вообще-то я могла пойти лечь. Может быть, он еще не уснул. Было зябко, я подобрала с пола свитер, натянула его через голову и стала читать. А потом — писать.

Со мной такое случалось редко, я позабыла, что уже ночь, я увлеклась собственной рукописью. Оторвалась от нее несколько часов спустя — и едва разогнула спину. Небо серело, фьорд сделался совершенно невероятного цвета, я поднялась и распахнула окно. На коньке садовой беседки сидел свистел черный дрозд. Было чудеснейшее весеннее утро, но если не спать ночь и все тело у тебя одеревенело, а голова забита до отказа и одновременно абсолютно пустая, то все не по тебе и не так.

Я попробовала, что на меня совсем не похоже, вообразить, как можно было бы описать фьорд, каким он был прямо сейчас. Солнце только-только всходило, и каждое мгновенье вода меняла свой цвет.

Мне не хотелось будить Халланда, ему скоро вставать. Сходив в туалет, я плюхнулась на диван в гостиной и укрылась пледом. Проснувшись, я поняла, что проснулась от звука — но какого? Во мне отдавался некий громкий звук. Сев на диване, я запустила руки в волосы — киношным жестом; придя в себя, стянула плед вокруг колен. Испугалась ли я? Этого бы я утверждать не стала, это прозвучало бы абсурдно — и пророчески, но как бы то ни было, помню легкий страх, беспокойство: что-то не так. А может, я услышала, как хлопнула дверь? Когда уходил Халланд?

По дороге в ванную заглянула в спальню — постель пустая. Значит, уехал.

Под душем я сообразила, что видела в коридоре его пиджак и папку. Значит, все-таки не уехал. Я закрыла воду и позвала его. Он не ответил — вот тут я действительно забеспокоилась. Вытерлась и, оборачиваясь на ходу полотенцем, пошла в коридор. За матовым окошком входной двери маячил чей-то силуэт, я подумала, вдруг это он, и уже приготовилась отпереть, как раздался звонок.

— Минутку! — крикнула я и побежала в спальню.

Сдернула полотенце, накинула халат Халланда и, торопливо завязывая пояс, пошла открывать. За дверью стоял растерянный мужчина.

— Именем закона! — произнес он, и голос его пресекся. Он воздел руку: — Время семь сорок семь, и ты [2] У датчан давно уже стало нормой обращение на «ты» — независимо от возраста, степени знакомства, социального происхождения и т. д. задержана… Ох! — Он даже задохнулся.

Я не верила своим ушам. Теперь я его узнала. Я не была с ним знакома, но я его узнала, он приезжал каждое утро и парковался наискось от нас, возле полицейского участка. Однажды я ходила туда менять паспорт, но это и все. Я не знала, секретарь он или полицейский, я об этом никогда не задумывалась, а сейчас тем более. Я не рассмеялась, потому что это никак не походило на шутку, у него был совершенно обалделый и перепуганный вид. Он начал сначала:

— Ты жена Халланда Рое?

— Да, — сказала я.