Го Осака - Косые тени далекой земли

Ей удалось снова ступить на родную землю только в 1977 году, когда после смерти Франко в Испании началась либерализация и коммунистическая партия смогла наконец выйти из подполья…

Поэт Рафаэль Альберти [110]читал стихи, посвященные памяти Долорес.

В августе 1936-го, в день, когда прославленный Федерико Гарсия Лорка был расстрелян по приговору мятежников, именно Альберти читал по радио стихи, посвященные его памяти.

Воцарившуюся на площади тишину нарушали лишь едва слышные всхлипы. Неподалеку стоял старик, который, замерев, внимал каждому слову поэта, не вытирая слез, катившихся по морщинистому лицу. Может быть, он был одним из тех, кто когда-то последовал пламенному призыву Долорес и взялся за оружие?

– Коммунистическая партия сейчас в упадке, но о Долорес все-таки не забыли, – прошептал Кадзама на ухо Риэ. – Смотрите, сколько народу собралось на ее панихиду.

– И правда. Только что-то грустно, что она умерла в такое время.

– Такое время? А какое сейчас время?

– В тысяча девятьсот тридцать восьмом году, в Барселоне, как раз в ноябре, состоялась церемония роспуска Интернациональных бригад. Насколько я помню, это было пятнадцатого ноября.

– То есть как раз пятьдесят один год тому назад?

– Ну да. И в тот день Долорес обратилась к солдатам с трогательными словами: «Вы – история. Вы – легенда. Мы вас никогда не забудем».

Альберти закончил чтение стихов, затем с траурной речью выступил генеральный секретарь коммунистической партии Ангита. Следом на площади раздался голос самой Долорес. Было объявлено, что это запись, сделанная во время празднования ее девяностолетия. Всхлипывания на площади стали еще слышнее.

Даже сейчас, когда от возраста голос Долорес ослабел, время от времени в нем прорывалась звонкая нота. В голосе, казалось, была сосредоточена вся жизнь этой женщины, жизнь, проведенная в ожесточенной борьбе.

– Друзья, споем же вместе «Интернационал»! – закончила Долорес свою речь, и заполнившие площадь люди, все как один, подняли кверху кулаки и с громкими восклицаниями отдали честь, как во времена Народного фронта. Вскоре в буре криков послышалась песня, она становилась все громче и громче, будто могучим потоком увлекая за собой все больше людей. Вскоре песней гремела уже вся площадь, захлестывая Риэ неодолимой волной звуков.

Риэ и Кадзама и не заметили, как тоже запели «Интернационал». Ими управляли вовсе не идеология, не сухие доктрины, а нечто большее – некая первобытная энергия человеческого сообщества. Та энергия, которую, сама того не сознавая, утратила Япония.

Песня закончилась. Риэ взяла Кадзама за руку, и вместе они выбрались из толпы.

Они шли по улице Генуя, которая вела от площади Колумба в восточном направлении. Погода была неважная, и хотя солнце временами ненадолго выглядывало из-за облаков, настоящего испанского блеска в нем не было.

– Смотрите, – Кадзама показал пальцем в сторону проезжей части, – вон там – Клементе, или мне кажется?

Риэ посмотрела туда, куда он показывал, и действительно увидела майора Клементе, который курил сигарету, прислонившись к дверце припаркованной у тротуара машины.

– И правда. Значит, уже успел вернуться из Лондона.

Восемь дней назад Клементе позвонил из Лондона и оповестил Риэ о том, что Маталон настиг Рюмона Дзиро и Кабуки Тикако и что они оба лежат в больнице с ножевыми ранениями. Клементе попросил Риэ приехать, чтобы помочь разъяснить обстоятельства дела Скотланд-Ярду, а также чтобы дать знать о происшедшем в Японию.

Хотя столь неожиданное развитие событий сильно потрясло ее, Риэ приняла решение не колеблясь и немедленно вылетела вместе с Кадзама в Лондон.

Оба они оказали Скотланд-Ярду посильную помощь в расследовании, связались с родственниками Рюмона и Тикако в Японии и подготовили все необходимое для их приезда.

Только три дня назад первый этап расследования наконец закончился, и они смогли вернуться в Мадрид.

Заметив их, Клементе бросил сигарету на землю и растер ее ботинком.

Дождавшись, пока Риэ и Кадзама подойдут к нему, Клементе проговорил:

– Я у вас обоих в долгу.

Риэ слегка кивнула:

– Ну что вы. Когда вы прилетели?

– Вчера во второй половине дня.

– Вы не знаете, когда Рюмон и Тикако смогут вернуться в Японию?

Клементе закрутил свои кайзеровские усы и, помрачнев, произнес:

– Думаю, не так уж скоро. Ведь у Рюмона весь живот изрешечен.

– А что с Маталоном? – встрял Кадзама.