Борис Мариан - Ночной звонок

— А что, и правда нельзя больше! Иду это я по нашей набережной — собака дорогу перебегает. А я ей вслед кричу: кис-кис! Хотел колбасой угостить. А то еще: сажусь обедать, кусок хлеба двумя руками беру и так ко рту подношу.

— Эх, Паша, и смех, и грех с тобой… — Люба вдруг заплакала, Павел бросился к ней. Поля поднялась и ушла: пусть вдвоем останутся, лучше поговорят.

Тут через несколько дней и произошла история с «клопиной отравой». Люба, когда узнала об этом, прибежала к Анатолию прямо на завод. Обычно спокойная, улыбчивая, уравновешенная, тут она подступила к нему и кричала при всех:

— Ты убить Пашу хотел! Ты от своей женки получил задание — убить Пашу. Брата травит, как клопа!

Анатолий, побледневший, но не испуганный, бормотал неразборчивее обычного:

— Л-любка, не сходи с ума. Случайно флакон поставил под койку… С-случайно. Стукнуть в крайнем случае могу дурака — только и делов.

Но она не поверила, что это случайно. Побежала к Поле Овчинниковой. Та только посмеялась. Люба не могла смотреть на нее спокойно. Все раздражало в Поле, даже новое серое в коричневую полоску платье показалось ей таким же старым, какой была сама Поля. Оно просто не могло выглядеть на ней новым, пусть было сшито вчера.

Люба разругалась со вчерашней подругой.

Еще через день Павел утонул.

Нашлись люди, которые видели, как братья вместе купались, обратно же к берегу будто бы приплыл один Анатолий. Люба Надеждина подняла шум на весь Оковецк, что Анатолий утопил брата. А когда Павла вытащили из реки у лесозавода, никто уже не мог узнать в этой рыдавшей и проклинавшей всех женщине прежнюю Любу Надеждину. Вот тогда она и пошла к следователю и заявила, что видела сама, как Анатолий топил брата.

Анатолий же был спокоен и, казалось, не чувствовал никакой за собой вины. Он продал дом и собирался уезжать. Но тут последовал его арест.

Рябиков и Потехин перечитали заново все свидетельские показания. Свидетелей было трое: Манякин, Хлынова и Люба Надеждина. Александр решил встретиться со всеми.

— Кто из них понадежнее? Ну, серьезнее — трезвее, положительнее? — спросил у Потехина.

— Манякин. Преподает историю в вечерней школе. Виктор Матвеевич. В тот момент чистил мотоцикл на противоположном берегу. Остальные… — Потехин мелко закивал, словно шея у него была на каких-то хорошо смазанных шарнирах. — Хлынова пьет, Надеждина вряд ли вполне объективна. Я, во всяком случае, в это не верю.

— Где работает Хлынова?

— Уборщицей в комбинате бытового обслуживания. Двое детей — семнадцати и девятнадцати лет ребята. Часто выпивают вместе с матерью, — Потехин сморщился, как от боли, схватился за свою курчавившуюся бородку.

— Да что сделаешь? Ну, беда, и все. Беседы проводили. Старший пошел работать на стеклозавод, там за него взялись. Не знаю, что получится. И я подключился, хожу к ним… А младший в свои семнадцать — настоящий хулиган. Пьет и дерется. Физически сильный. Даже матери от него раз досталось. — Потехин покраснел, как будто и сам не мог взять в толк, как это могло произойти.

— Где они живут — Хлыновы?

— Знаете дом из красного кирпича недалеко от больницы? Говорят, с довоенных лет уцелел.

— Знаю. Зайдем к ним вместе. А что же Синев-старший, он ведь тоже свидетелей видел?

— Мог быть момент аффекта: ничего не замечал. Во всяком случае, Семенюк так считает.

— Ну что же. Начнем с Манякина.

Манякина нашли в книжном магазине — направила жена. Рябиков с Потехиным поднялись по лестнице на второй этаж магазина — бывшего монастыря. Снаружи стояла жара, а здесь было прохладно. Как и везде в последние годы, полки, над которыми была надпись «Художественная литература», стояли пустые. Вдоль них прохаживался человек, состоявший, казалось, из одних ног: ноги и голубая рубаха навыпуск, а над ней крохотная юркая голова. Он ворошил те пять-шесть книжек, которые лежали на полках. Рябиков вопросительно оглянулся на Потехина, тот кивнул.

— …Виктор Матвеевич? — спросил Рябиков. Человек, взмахнув портфелем, повернулся к нему. — Вы не могли бы уделить мне и товарищу Потехину минут десять?

— Александр Степанович — следователь областной прокуратуры, — сказал Потехин.

— Да! Конечно! К вашим услугам! — Манякин говорил отрывисто и суховато.

Спустились вниз, пошли к скамье, под деревья — здесь, возле бывшего клуба, разросся густой сквер. Манякин потряс портфелем:

— Пусто! Почти всегда! А было время — битком набивал! Все дачники наш магазин хвалили!