Наталья Солнцева - Третье рождение Феникса

Римма со вздохом посмотрела на себя в зеркало: симпатичное лицо, модная шапочка, сапожки на каблуках… мог бы быть вполне приличный вид. Всю картину портило пальто. Ну что ты будешь делать? Если кто-нибудь пригласит на свидание, даже пойти будет не в чем. Окончательно расстроившись, она отправилась на работу.

Лудкина работала на оптовом рынке, продавала продукты питания: крупы, сахар, макароны и консервы. Платили не так уж много, но по сравнению с зарплатой кассирши в аптеке, которую она получала в Кострове, деньги были неплохие. Львиная доля уходила за квартиру и на еду, оставались буквально какие-то крохи. При этом она раз в два месяца отсылала кое-какую сумму домой, родителям. Отец постоянно болел, мать не работала, брат еще учился в школе. Так что не видать ей дубленки, как своих ушей.

Не раз и не два долгими зимними ночами, когда за окнами мели нескончаемые тоскливые метели, а ноги и руки Риммы гудели, болели от усталости, не давая уснуть, вспоминала она мамины слова:

- Куда ты намылилась, Римка? Зачем поедешь в такую даль? Нешто в Новгороде или хоть в Питере работы не найдется?

- В Москву хочу, - мечтательно закрывала глаза, улыбалась Римма. - В столицу! Там счастье свое найду.

Мать горестно качала головой.

- Счастье - не гриб в лесу, дочка. Чего искать-то его?

Римме Лудкиной к тому времени исполнилось двадцать семь лет, образование - средняя школа да торговое училище. После училища мамина подруга пристроила ее кассиршей в аптеку. Римма даже успела побывать замужем - выскочила в неполные двадцать за водителя фургончика, который привозил в аптеку лекарства. Валерка оказался жадным, придирчивым и ревнивым. Пару раз набрасывался на молодую жену с кулаками, грозил прибить. Изредка он напивался до беспамятства и тогда становился просто бешеным - бил, крушил, ломал все, что попадалось ему под руку. Римка промучилась с ним три года - возила к бабке заговаривать от водки, потом в больницу в Псков, к известному врачу-наркологу. Доктор и шепнул ей по секрету, что Валерке нужен не нарколог, а психиатр. Римма провыла ночь напролет, оплакивая свою молодую загубленную жизнь, а наутро умылась, причесалась, проводила мужа на работу, собрала вещи - и подала на развод. Пришлось вернуться к родителям. Соседи судачили, шептались за ее спиной… да в Кострове такая судьба не редкость. Сплетни скоро утихли, и Римка зажила, как прежде - с работы домой, из дома на работу. Зарплаты едва хватало на самое необходимое. О замужестве больше думать не хотелось. И Римка начала мечтать о Москве - полной огней, дорогих автомобилей, высотных домов, театров, богатых магазинов, книг, новых неожиданных встреч… Один раз, еще в школе, она ездила на экскурсию в Питер. Город поразил ее воображение. Казалось, его дворцы и проспекты хранили эхо великого прошлого - сумеречного, туманного, пропитанного некоей тайной. Эта тайна испугала Римму, заставила ее почувствовать себя маленькой и беспомощной, потерявшейся в холодных каменных лабиринтах города на Неве. От его вековых стен несло плесенью, в каналах плескалась мутная, грязная вода.

Римма с радостью вернулась в тихий, зеленый Костров, который впервые перестал угнетать ее скучной размеренностью жизни, сладким запахом липовых аллей, журчанием реки, неторопливо текущей между живописных берегов, а не по мрачному гранитному руслу.

Мало-помалу унылое провинциальное житье опять опостылело молодой девушке, и она вновь предалась мечтам о большом, красивом городе. Если уж где-то и существует счастье, то именно там! Неудачное замужество подстегивало ее, гнало прочь из Кострова. Но решиться на переезд было не так-то просто. Москва - далекая, заманчивая - не ждала робких неумех.

- Что ты там делать будешь? Где жить? - сокрушалась мать. - Ох, Римка! Непутевая ты девка уродилась! Ну, кто тебя там ждет? Кому ты там нужна?

Римма упрямо молчала, хмурилась. Через год она начала откладывать деньги на билет до Москвы, на новую одежду, на загадочную столичную жизнь. Три года тянулись медленно, как долгие костровские зимы. Очередной весной, скромно отпраздновав в домашнем кругу свой день рождения, Римка заявила, что уезжает.

Ни уговоры матери, ни тяжелое, укоризненное молчание отца, ни охи-вздохи подружек не смогли удержать ее в Кострове.

Жизнь в Москве оказалась совсем не такой, как представлялось Римме. В центре города - там, где расположены бульвары, рестораны, театры и музеи, - бывать ей почти не приходилось. Она уматывалась за день, торопилась домой, в снятую на двоих квартиру в Братееве; ела, что придется, и заваливалась спать. Тело с непривычки ломило, желанный сон не приходил, мысли в голову лезли мрачные. Действительно, кому она здесь нужна? Работа тяжелая, крыша над головой чужая, все чужое. Москва оказалась неприступной твердыней, а не городом ее мечты.