Алина Егорова - Драгоценности Жозефины

Опознав Куропаткину, дальнобойщик Потапов поспособствовал образованию в деле Дворянкина новой бреши. Количество улик, указывающих на виновность Татьяны, не уменьшилось, но вновь открывшиеся факты поставили их под сомнение.

Наученная Морсиным, а в том, что слова в рот Климушкиной «вложил» адвокат, Тихомиров нисколько не сомневался, Таня начала говорить. По ее версии, дело обстояло следующим образом.

Вечером шестого июля Климушкина зашла в гости к Дворянкину. Они разговаривали, пили вино. Вдруг Романа стало клонить ко сну. Таня обиделась и ушла, заперев дверь и положив ключи под коврик.

– Вот так вот ни с того ни с сего Дворянкин уснул прямо на полу?

– Почему же на полу? Он уснул в кресле – на пол, наверное, потом скатился.

– Когда вы в него воткнули нож.

– Нет. Нож я не втыкала. Я не убивала Дворянкина.

– Откуда же на рукоятке ножа отпечатки ваших пальцев?

– Я фрукты им резала.

– Виноград?

– Нет, не виноград. Яблоки.

– На блюде лежал только виноград, – заметил Тихомиров, глядя в протокол осмотра места преступления.

– Яблоки мы съели, – парировала Таня.

– Зачем вы расграфитили лоб Дворянкина и зеркало?

– Это шутка такая. Мы с Романом играли, – сделала невинное лицо девушка.

– Шутка, говорите? Возможно, все начиналось так мирно, как вы рассказали, только закончилось трагедией. Вы явились к Дворянкину, пили с ним вино, разговаривали… Затем поссорились, подсыпали ему снотворного, в горячке оставили свои художества, убили, вскрыли сейф.

– Нет, – покачала головой Татьяна.

При просмотре оперативных материалов по делу Елены Куропаткиной у Олега возникло ощущение дежавю. Он подумал, что квартиру, в которой было совершено убийство, он уже где-то видел. Нет, Елену он не знал, в гостях у нее не был, но вот место преступления казалось ему знакомым.

Морсин зашел в кафе с открытой террасой, своим названием и оформлением намекающее на места не столь отдаленные. Олег отнюдь не был поклонником тюремной романтики, более того, он считал эти два слова – «тюрьма» и «романтика» – несовместимыми, но кафе это ценил за хорошее обслуживание и вкусные блюда. Здесь готовили отменную уху и баранину, а также осетрину, котлеты, плов и многое другое. Звучащая в кафе музыка Олегу не нравилась, но фланирующие под нее симпатичные официантки скрадывали этот недостаток.

– Вы слушаете радио «Шансонье», – известили из динамиков.

Кто бы сомневался, подумал Морсин и чуть не поперхнулся супом, услышав следующую фразу: «Четырнадцать часов – до конца рабочего дня осталось всего ничего. Слышь, брат, суши весла, работа не волк – в лес не убежит».

Мужской низкий голос, простуженный на рудниках, – типичный голос зека. Харизматичный и знакомый. Это был голос Жорика Магнитогорского – матерого домушника, пять лет назад осужденного за кражу. Морсин его же и засадил. Олег тогда еще работал оперативником, и Жорик был его последним подопечным. Жорик нанял адвоката, и тот бы развалил дело, но Олег ему не позволил. Он тогда переучивался на адвоката и отлично знал все лазейки. Да что там лазейки! У Олега хорошо работала голова, и он умел на несколько шагов вперед предвидеть развитие ситуации. Ох уж и обозлился на него тогда Жорик! Он уже мнил, что свобода у него в кармане, и тут схлопотал пятерку.

Вот оно! Жорик! Ну конечно же, Жорик. Вот отчего в оперативной съемке квартира Куропаткиной показалась ему знакомой – ее обчистили так, как это делал Жорик Магнитогорский. Он сначала вытаскивал все из постели, платяных шкафов, в первую очередь уделяя внимание полкам с бельем и предметам личной гигиены, и делал это осторожно, даже стыдливо, а уж потом переходил к обыску остальных мест квартиры. Чтобы понять почерк Магнитогорского, нужно несколько раз выехать на места, где он поработал, иначе его и не заметишь.

По подсчетам Морсина, Жорик как раз недавно должен был освободиться и теоретически обчистить квартиру Куропаткиной мог. Совершить кражу – да, но не убийство. Даже если бы нарвался на хозяйку. Уж он бы что-нибудь придумал, Олег в этом не сомневался. Спрятался бы в шкафу, надел бы маску, ну или, в крайнем случае, оглушил бы хозяйку. Жорик масть сменил – маловероятно. Значит, под Магнитогорского кто-то работает и этот кто-то должен хорошо знать его стиль работы, а также то, что он вышел на свободу. Вероятно, это его старый приятель, которых, к счастью, у него немного, ибо Жорик – волк-одиночка. Что ж, легче будет искать, не без удовольствия подумал Морсин.