Георгий Миронов - Гриф

Но камеру насытить невозможно. Ибо аппетит у нее приходит во время еды. Здесь слабых не жалуют. И, почувствовав слабину, будут добивать. Для камеры и для зоны такой сломившийся зэк - находка. Из него выкачают все, что можно, и все равно опустят.

Не было еще такой семьи, которая могла бы удовлетворить растущие потребности целой тюрьмы или зоны.

Можно откупиться посылкой от родных, куском рыбы на ужин.

Посылки рано или поздно кончатся, без еды ты сам долго не протянешь.

Можно откупиться уборкой камеры.

Но день ты уборщик, второй, потом сокамерники начинают о тебя вытирать ноги, требовать все новых и новых услуг. И вот ты уже ласкун, ты ублажаешь самые низменные инстинкты сокамерников.

Еще шаг - и ты опущенный.

Конец один.

Хорошо, если ставка в игре - щелбан, удар в пах, затрещина.

Но это - в обычной камере.

В пресс-камере блатных и в камере молодых отморозков этим не откупишься.

Парень в очках снова проиграл свою майку с надписью "БОСС". Похоже, боссом ему уже не быть.

Князь снова кивнул головой в сторону двери.

Но юноша все не мог решиться на столь радикальный выход.

- На что играем? - сипло спросил борец.

- На интерес, - предложил, словно только что придумал такой вариант, парень с фиксами.

- Интерес будет такой. Либо мы тебя всей камерой запетушим...

Парень в очках смертельно побледнел.

- Либо? - спросил он помертвевшими губами.

- Либо, если и этот заход продуешь, замочишь того, на кого укажу.

- Чем замочу? - спросил парень.

- Заточку я тебе дам.

- Кого мочить? - все еще думая, что розыгрыш сейчас кончится и борец весело рассмеется, похлопает его по плечу, признается, что это был розыгрыш, обычная прописка для новеньких.

- Это я тебе на ушко скажу. Так как, всей камерой? Сейчас и все пять лет, что тебе светят за катание в чужой машине по пьянке?

Юноша молчал.

- Только чур, - встрял во время, по сценарию, металлозубый, - пусть Керим последним его употребляет. У него положительная реакция на СПИД, был цинк из медчасти. Я после него не стану.

- И никто после него не станет. Керим, ты будешь последним его трахать.

- Хорошо, начальник, - отозвался откуда-то из-под нар, высунув сморщенное как кулак личико, Керим.

- Я согласен, - выдавил из себя юноша.

- На что? - куражился борец.

- Замочить.

- Хорошо! Ответ правильный, не мальчика, но мужа. Играем еще кон.

Юноша бросил, вышло 30 очков. Бросил металлозубый, вышло тридцать шесть, Князь долго тряс кости в кулаке, бросил, вышло сорок. Борец бросил, вышло 48.

- Вечерком, после ужина, подойдешь ко мне, я скажу, кого мочить, пообещал борец, забирая спортивный костюм юноши, джинсы и водолазку Князя и ложась на свою вторую полку, свободную от других зэков.

Кажется, только юноша в очках и не знал, кого ему ночью мочить.

Вся камера это знала.

Всю ночь Князь не сомкнул глаз, ожидая увидеть над собой занесенную острую заточку в руке несчастного юноши.

Однако в коридоре раздались крики, шум, мат, шарканье, и это значило, что бессонная ночь кончилась.

Утренняя поверка. В камеру вошел знакомый Князю врач из медчасти, дежурный вертухай, фельдшер, контролеры. Зэки стоят, руки по швам. Дневальный докладывает.

- Жалобы есть? - спрашивает дежурный вертухай.

И тут парень в очках делает резкий рывок, выбегает в коридор, тут же останавливается, покорно кладет руки за спину и кричит:

- Прошу в ШИЗО, прошу в ШИЗО!

Контролерам ничего объяснять не надо. Не первый случай и не последний, когда заключенный пытается уйти от расправы. Не вдаваясь в подробности, дежурный приказывает:

- Перевести этого слабонервного в камеру 23.

- Жалобы на здоровье есть? - спрашивает врач, пристально глядя на Князя. - Может, кому-то не нравится уход? Или еда? Или распорядок?

Глядя в глаза врачу, Князь чеканит:

- Какое может быть здоровье в этом грязном бардаке? Еда - дерьмо! Распорядок у вас тут фашистский. И сами вы все тут суки драные, ишь, моду взяли, по утрам приличных людей будить, только для того, чтобы задать пару идиотских вопросов и швырнуть миску гнилой каши на машинном масле.

Дежурный вертухай, то ли не был предупрежден о спецрежиме для этого зэка, заказанном ментами, то ли ярость заглушила все предписания и указания, раскрыл рот и секунду-другую не мог вымолвить ни слова. Когда дар речи вернулся к нему, он заорал сиплым дискантом:

- В ШИЗО этого педрилу, в ШИЗО, пусть там учится хорошим манерам! Там ему все понравится - и каша, и распорядок, и нежный уход.