У Федьки нашли: кошелек с окровавленными трехрублевками, тринадцать золотых монет, из коих четыре русские, девять французские, серебро...
После повторного обыска на шее у Ивана нашли туесок на ремешке подвязанный, а в нем завернутая в мягкую тряпицу вещь красоты необыкновенной: панагия, вся в золоте и драгоценных камнях, с ликом дивно выписанным в миниатюре.
Спустя шесть часов братья Михайловы стояли перед Иваном Дмитриевичем Путилиным.
- Вы убили иеромонаха?
- Не мы.
- А как же так?
- А вот так, один я, не мы, а один я - Иван Михайлов, брат не при чем
- Так чего ждешь? Рассказывай.
Рассказ Ивана Михайлова был короток.
"В восьмом часу вечера десятого января я пошел в монастырь, и сразу направился в келью иеромонаха Иллариона.
- С целью убить и ограбить?
- Никак нет, Вашбродь. У меня в тот момент и мысли такой не было. Хотел повидать отца Иллариона, я ведь и ему служил, когда в монастыре был. Дверь кельи заперта не была. Отворил я дверь, вошел в прихожую и громко сказал:
- Боже нас помилуй.
- Аминь, - ответил Илларион.
Я вошел в комнату.
Из другой комнаты вышел ко мне отче, неся в руке сахар. Самовар стоял в первой комнате, за перегородкой, на столе... На столике я заметил нож перочинный, посуду какую - никакую. Там ещё два ножа лежали, - один большой, чижолый, для колки сахара, другой - подлинней и потоньше - для резки хлеба. Я подошел под благословение. И получил его. Мы стали разговаривать. Иеромонах спросил меня, что я делаю, где служу. Я ему рассказал, что приехал в Псков приискать себе место на железной дороге. Я ведь ранее по этой части, стрелочником, у нас в Окуловке служил.
- Дело, чадо, дело, работать надо, - кивал мне отец Илларион. - Жизнь в лености Богу не угодна.
Он наколол короткий толстым ножом сахару, пригласил:
- А теперь, сын мой, давай со мной чай пить.
Я и раньше знал иеромонаха за состоятельного человека. А в ту минуту, как он позвал чай пить да встал с ложа, под подушкой то и блеснуло что-то. Золото, никак, - понял я. И вот в ту минуту, грешен, решил ограбить иеромонаха.
- Как ты убил, покажи.
- Я схватил его за подрясник, вот так, у горла, и он ударил меня наотмашь. Я пошатнулся, он схватил меня в охапку, но я успел схватить со столика перочинный нож и два раза ударил иеромонаха, вот так...
- Отец Илларион сопротивлялся?
Да..., он схватил меня за волосы, кусал мои руки. Хватал за ножи. Как-то вышло, что уж у него в руке был нож, и я пытался ухватить его, чтоб он меня не поранил. Нож в борьбе погнулся. Улучив момент, я схватил отца Иллариона за горло и большим ножом сильно пырнул его в горло. Он захрипел и вскорости испустил дух.
Убедившись, что он точно помер, я пошел обратно к койке, достал из под подушки вещицу, что заприметил. И точно - была она из золота, с драгоценными каменьями, дивной работы, аж дух захватывало. А еще, уж потом, я нашел деньги, спрятанные в конверт, процентные билеты, часы, монеты золотые. Надел на себя пальто монаха, которое нынче вон, на брате. Брюки также взял и ситцевую рубаху. А свое белье-рубаху и штаны, - сжег в печи, топившейся в келье. Я когда-то её, когда в монастыре работал, и растапливал. Знакомое дело. А как все завершил, так прямиком на станцию и поездом в одиннадцать уехал в Окуловку. Пальто дома отдал брату. Когда он нашел в карманах золото, кредитные билеты, вещи монаха, забоялся. Я ему все и рассказал. Он ещё пуще забоялся. А тут уж и вы приехали, начали нас искать, так он и ещё больше забоялся. Да только не виноватый он. Я один и убил. И сообщников никаких не имел.
- А что, правда хороша панагия, что ты у иеромонаха взял? Где она?
Панагии среди изъятых у задержанных вещиц не было.
Стали искать Климентьева. Вроде, только что здесь был.
Однако ж ни Климентьева, ни панагии так и не нашли.
Как ни искали.
На всю Россию розыск был учинен. А - не нашли. Сгинули обое - и панагия и сыскной агент Климентьев. Как будто их и не было...
"Максимовское дело". Следствие ведет прокуратура
Воровать на максимовском обогатительном комбинате начали с первого дня его работы.
Воровали все, или почти все. Ворованное мелкими и крупными частями, правдами и неправдами выносили за территорию комбината. А те, кто был готов перекупить максимовское золото, уже ждал их снаружи.
"Стрелки" проводились в городском кафе "Аэлита". Там на фоне огромной во всю стену фотографии березовой рощи и заключались договора о купле-продаже к обоюдному интересу.
Нельзя сказать, что райпрокуратура не реагировала на сигналы.
Читать дальше