А на каком языке он говорил со своей женой, там, в России, многие десятилетия назад? Убей, не вспомнить. Или он выучил русский? А она то сама говорила по-русски? Или они говорили на фарси... А знал ли он фарси? А черт его разберет. Столько лет прошло. Но ведь как-то понимали друг друга. С местными инженерами и рабочими, и там, в Средней Азии, в Туркестане, и в Москве он говорил через переводчика. А с молодой женой? В супружескую постель переводчика не пригласить... Язык любви, как музыка, понятен всем. Как-то понимали...
Вначале она была испуганная, робкая девочка. Но у него-то был большой опыт... Бордели США, что ни говори, давали хорошую школу жизни. И он научил её всему, что знали и умели американские шлюхи. Девочка оказалась отличной ученицей. Ни до нее, ни после неё у него так и не было больше женщины, которая давала такое всепоглощающее наслаждение...
Восточная кровь... В нем тоже текла малая толика восточной крови. А как же? Род де Толедо был в родстве с древними родами мавров, с халифами... Правда, в нем, Роберте Локке, оставалась уже капля, точно - всего лишь капля мавританской крови. А в его первой жене было этой восточной крови много, много...
Роберт Локк с трудом встал из глубокого кресла, медленно, чтобы не вызвать боли в позвоночнике, выпрямил спину и победно оглядел кабинет.
Старинная мебель, вывезенная из Испании ещё в ХVII веке, - в отличном состоянии, за которым следили опытнейшие реставраторы... Толстый испанский ковер палевого цвета с голубыми гигантскими цветами и изображением сцены охоты мавров на антилоп, картины...
Живопись он любил. И то, что к картинам был неравнодушен его единственный сын - радовало Роберта.
Медленно ступая по ковру, чуть приседая при каждом шаге, Локк подошел к висевшей в большом кабинете картине.
- Пантоха де ла Круз... Один из величайших испанских мастеров...
...Эта странная манера, свойственная Пантохе де ла Крузу в некоторых (лишь в некоторых, и все эти странные работы были в коллекции Локка) работах, особенно ярко проявилась в портрете Альберта фон Фюрстенберга. Крохотный мальчик, одетый по "взрослой" моде - сабля, на боку, как и положено знатному идальго, детские крохотные ручки и ножки, и - взрослое выражение лица, в котором лишь с возрастом появляющаяся у знатных и богатых людей некая значительность, серьезность взгляда.
- Он страдает, - тихо прошептал Роберт Локк. - 0н знает нечто, что неизвестно взрослым. Нет, не так... Маленькие знают что-то, чего не знают большие.
В дверях ведущих в кабинет раздался мелодичный звон...
Одновременно со звуком колокольчика оповещавшем о приходе близкого человека (чужой без доклада в кабинет попасть не мог) через порог переступил молодой человек лет 20-ти.
Это был Хуан Роберт Локк, его единственный сын.
Его асимметричное лицо было украшено короткой испанской бородкой. Умные, чуть прищуренные близорукостью глаза закрывали очки - "хамелеоны". Хуан с трудом перешагнул через высокий порог и приветливо помахал отцу короткой ручкой.
Хуан Роберт был счастьем и несчастьем Роберта.
Хуан Роберт Локк был карликом.
Сонька-подлиза. Не хлебом единым или смерть на завтрак.
Звонок был по мобильному. Телефон этот знали немногие, и не по тому, конечно, что звонок по мобильному нынче "кусается". Слава Богу, у Мартироса Оганесяна денег куры не клюют. А потому, что это был как бы знак. Такой же, как раньше - "вертушка". Если звонят по мобильному, значит, свои. Минуя секретаршу.
"Куры не клюют"... А почему собственно куры должны клевать деньги? У них совсем другая задача. Куры на птицефабрике (также, наряду с мясокомбинатом и совхозом-колхозом бывшим, а ныне овощеводческим частным предприятием "Гелтос", принадлежавшей Оганесяну) клевали по научному продуманно подобранные корма.
- Сбалансированные! - поднял вверх заросший черным волосом, на тыльной части двух фаланг палец Мартирос.
Он важно снял трубку.
- Мартирос Степанович? - раздался, слегка фонивший в мобильном, нежный, чарующий голос.
- Он самый, заерзал плотной задницей в эргономическом кресле Оганесян, - Чем могу служить?
Женщины - вот слабость Мартироса, женщинам он мало в чем мог отказать. Голос был приятный, низкий, какие Оганесян особенно любил. У певиц - это даже не обсуждается. Но и вообще - у любовниц. А если любовница ещё и пела низким голосам, - цены ей не было. А если была, то высокая.
- Ну, все Ваши возможности я не знаю. Но чем-то уж наверняка можете услужить.
- Я весь внимание! - заверил Оганесян, чувствуя, как физически отчетливо выраженное желание обладать обладательницей этого чарующего голоса переполняет его.
Читать дальше