Виктор Мясников - Водка

Здесь располагался пункт приема стеклотары. Внутри сарая громоздились штабеля пластиковых ящиков. Сбоку к стенке прибита узенькая полочка, на ней стоят образцы принимаемой посуды, то есть пустые бутылки разных видов и размеров. На каждую приклеен бумажный квадрат с крупными цифрами - ценник. Дороже всех идут темные пивные бутылки - по семьдесят копеек. Дешевле всего светлые - десять копеек. Чекушки - пятнадцать. Водочные - тридцать, водочные под винтовую пробку - сорок.

Чуть в сторонке в тени раскоряченного, кривоствольного тополя, как обычно, сидели хозяева приемного пункта стеклотары - лица кавказской национальности. Сидели они на обшарпанных стульчиках из стальных трубок с крашеными фанерными сиденьями и спинками. Такие стулья раньше стояли в студенческих столовых. Хозяев было трое. Главный из них, по имени Юсуф, сорокалетний толстячок с толстыми черными усами на широкой верхней губе под мясистым носом, сидел в центре. Его серая трикотажная рубашка с коротким рукавом темнела влажными пятнами пота. Вообще-то он являлся хозяином целой системы приемных пунктов стеклотары, складов и киосков, а тут у него располагался своего рода офис на свежем воздухе.

Непосредственным руководителем железного сарая состоял Алик, сидевший справа от босса. У него тоже имелись усы и брюшко, но меньших размеров, а на лице, покрытом частыми синими оспинами, застыло выражение бесконечного удивления. Очень сильно удивился Алик ещё в возрасте тринадцати лет, когда в руках у него вспыхнула банка с порохом. С тех пор лицевые мышцы, нашпигованные несгоревшими порошинками, так и замерли, утратив подвижность. С юными пиротехниками такое случается нередко. Инструктаж по технике безопасности, как правило, с ними проводится уже после того. О чем ставится роспись отцовским ремнем на мягком месте обучаемого.

А слева от Юсуфа сидел рослый молодой парень с туповатым круглым лицом совершенно славянского типа, но тоже азербайджанец, Рустик, стало быть Рустам. Он позволил себе обнажиться до пояса и остался только в сползающих спортивных штанах цвета звездного неба - темно-фиолетовых в мелких дырках. Дырки возникли от сигаретного пепла, потому как Рустик курил много, а стряхивать пепел так и не научился - тот падал сам. Обычно на штаны и рубашку.

Эту троицу знала вся округа, подрабатывающая сдачей "стеклопушнины", соответственно, и заготпунктовское начальство знало в лицо всю местную клиентуру. И Рустик, вытащив сигарету изо рта, первый поприветствовал подошедшего Олега:

- О, Железные Зубы пришли! Ставь туда, в ящик!

Пластиковый ящик стоял на земле перед распахнутыми воротами сарая. Олег неторопливо составил в ячейки пустые бутылки, сложил и убрал в карман полиэтиленовую сумку. После этого подошел и окинул троицу насмешливым взглядом:

- Привет трем богатырям! Как идет обдирка чешуи зеленого змия?

- Э-э, совсем плохо, - вяло махнул пухлой рукой Юсуф. - Такая жара, а пиво никто не пьет.

Тут босс лукавил. Пиво народ пил, и ещё как. Просто в киосках пустые бутылки принимали по девяносто копеек, а не по семьдесят. А в сарай под тополя несли светлое стекло и водочную тару, которые в киоски не брали. Но Олег свою "пушнину" всегда сдавал этим азербайджанцам. Здесь он меньше комплексовал. У киосков же у него всегда возникало унизительное ощущение равенства с мальчишками, суетливыми пенсионерками и сизоносыми алкашами, тоже промышлявшими сдачей пустых бутылок.

Алик, не вставая со стула, вытянул шею и руку, издалека посчитал бутылки:

- Четырнадцать по семьдесят... Это будет...

- Шестнадцать, - поправил его Олег, - и будет это двенадцать двадцать.

- Эй-эй! - подпрыгнул Алик. - Одиннадцать двадцать!

- Ну вот, а говорил, считать не умеешь, - усмехнулся Олег, сверкнув стальными зубами.

Юсуф утробно захохотал. Ему эта сцена явно доставляла удовольствие. И то сказать: жара, скука... Алик поднял с земли фанерку, замахал перед носом Олега.

- Вот, все написано! Шестнадцать "чебурашек" - одиннадцать двадцать!

- Ну, раз написано, - Олег снова сверкнул железными мостами, - гони одиннадцать двадцать. А то - четырнадцать бутылок... Счетовод...

Алик бросил обратно на землю фанерку с написанной в несколько колонок таблицей умножения для приемщиков посуды. Полез в боковой карман полотняной куртки, висевшей на спинке стула. Наполненный монетами карман отвисал чуть не до земли. Принялся звенеть мелочью.

Сбоку подошла смуглая молодая женщина с худеньким мальчиком лет семи, катившим велосипед. Мальчик хныкал, шмыгал носом и в придачу хромал. Похоже, он только что как следует треснулся с велика и всплакнул. Мальчишка подкатил велосипед к Юсуфу и неразборчиво заныл. Олег подумал, что это сын Юсуфа, но оказалось - племянник. Женщина же - сестра Юсуфа по имени Гюзель, следовательно, мальчик - её сын. Никто, разумеется, их не знакомил. Из разговора стало понятно. Гюзель спрашивала, нет ли вестей о Мамеде, её муже. У Юсуфа вестей не было и он почему-то рассердился. А женщина, до того встревоженная, наоборот, повеселела.