Андрей Молчанов - Схождение во ад

В преддверии подземелья двое молчаливых лам омыли его благовонной водой и одели в старинный балахон тибетского монаха.

Затем распахнулась тяжелая дубовая дверь, окованная черным железом, и Ричард вошел под низкие своды храма, таящегося в глубине скалы.

Знание было дано ему, и потому спокойно, даже с толикой равнодушного отчуждения, он оглядел собравшихся здесь "рыцарей" в древних одеждах и рогатых шлемах, скрывающих лица.

Горели свечи, тлели в бронзовых чашах ритуальные гималайские травы, тени участников действа густо чернели на потолке и стенах, а над алтарем с магическим кругом медленно вращалась плоская золотая свастика, подвешенная на тонкой цепи.

Ричард опустился перед алтарем на колени, застыв в молчании медитации.

Камень амулета, выпростанный из-под балахона, приобрел оранжевый оттенок, а потом неуклонно начал голубеть, как бы откликаясь на каждое гортанное заклинание, произносимое Магистром. "Рыцари" вторили ему, обступая Ричарда замкнутым кругом.

Магистр поднял старый кинжал, некогда хранившийся в желтом портфеле, установив его жало в центре круга.

Кинжал словно завис в воздухе, блистая каменьями, вкрапленными в рукоять; вращение свастики усилилось вместе с хором голосов, слившихся в таинственной, вкрадчивой гармонии; перед взором Ричарда поплыла белесая пелена, в которой различалось лишь пламя свечей, сливавшихся в единый огонь, и вдруг - он как бы нырнул с открытыми глазами в теплую мутноватую речку: вот мелькнул свет, наполнявший верхнюю толщу воды, затем в рыжеватой мути почудились какието бесформенные очертания, но в ту же секунду размытость призрачных образов исчезла, сменившись ослепительной, рельефной реальностью.

Он будто обрел иное зрение, различающее все полутона, каждый штришок, и, казалось, еще мгновение, и взгляд его познает тайну сцепления частиц, составляющих тот мир, что внезапно восстал перед ним, заворожив душу жутким, как осознание падения с высоты, открытием: он - в ином пространстве и в ином времени, где все носило печать неземного, чужеродного естества.

Над ним простиралось глубокое фиолетовое небо без малейшего облачка, вокруг же - дыбились красноватые растрескавшиеся скалы, и неживая буроватая растительность с черными, отливавшие блеском антрацита колючками, пробивалась в трещинах иссохшей почвы, что никогда, как он интуитивно уверился, не знала дождя.

Ричард стоял на гладкой дороге, по земным понятиям чем-то соответствующей проселку, однако без каких-либо ухабов и рытвин; каменистая утрамбованная поверхность была плотной и ровной, словно впрессованной неведомым гигантским катком в какую-то также неведомую твердь.

Все это походило на некое наркотическое сновидение, и он невольно коснулся рукой груди, нащупав амулет с камнем, по цвету теперь уже напоминавшим сапфир; после перевел взгляд на кисти рук, и столь же отчетливо, как видел малейшие камешки на дороге со всеми их рытвинками и гранями, узнал беловатые шрамы забытых порезов, матовое пятнышко на ногте мизинца...

Да, это был он - такой как есть, в здравом уме, ясном восприятии происходящего, одиноко стоящий на неведомой дороге в монашеском балахоне из мягкой мешковины бесформенного плетения, удобно облегавшим тело.

Вспомнились рогатые шлемы, склонившиеся над ним, блеск лезвия кинжала, как бы захваченного вращением свастики и вместе с ней поворачивающегося по какой-то незримой оси... Но - как давно и как бесконечно далеко отсюда случилось все это, и целая вселенная отделяет мистерию в подземелье замка от этих безжизненных скал и высочайшего неба иного мира; отделяет от всего того,что когда-то и где-то было с ним прежде...

А может, он попросту испытывает сейчас то, что именуется смертью? Или же посмертием?.. Однако он жив, он абсолютно и неоспоримо жив...

- Жив, жив, - уверил его сухой саркастический голос.

Ричарда охватил парализующий сознание страх.

Он с трудом заставил себя обернуться в ту сторону, откуда донесся голос, полагая, что увидит сейчас если не черта с рогами, то тиранозавра или же по крайности - злобного гнома.

Перед ним, возникшее словно бы ниоткуда, стояло существо, одетое в серую сутану с капюшоном. Существо. В таком определении он почему-то уверился сразу и бесповоротно, хотя незнакомец, прочитавший его мысли и теперь с мудрой и снисходительной усмешкой взиравший на него, был вполне человекообразен: европейского типа лицо, седые кудри длинных волос, пронзительные черные глаза, а вот уши - длинные, заостренно, по-волчьи вытянутые вверх, являли собой не уродство, а признак какой-то надчеловеческой расы...