Фридрих Незнанский - Ошибка президента

Он дал какие-то указания сестре, и та через некоторое время вернулась со шприцем. Турецкий покорно сносил уколы, которых втайне боялся с детства, и только после этого его оставили в покое. Некоторое время он лежал, вслушиваясь в торопливые шаги медсестер по коридору, и уже хотел решительно откинуть одеяло, но вдруг им овладело какое-то оцепенение. По телу разлилась ленивая истома. «Что они мне вкатили? – подумал Турецкий, закрывая глаза. – Или они решили, что я псих?»

И тем не менее, несмотря на большую дозу успокоительного, он продолжал думать о своем.

Сомнений не оставалось – Татьяна Бурмеева знала или догадывалась, кто угрожал ее мужу. И это было прямым образом связано с резким колебанием курса.

«Возможно, – медленно шевелились мысли в мозгу Турецкого, – возможно, от Леонида Бурмеева требовали, чтобы он определенным образом повел себя на валютной бирже, чтобы этот скачок курса произошел». Он постарался вспомнить все, что помнил из курса политэкономии капитализма, но это оказалось непростым делом. Турецкий, учась в институте, искренне ненавидел все эти истории КПСС и политэкономии, которые слились у него в единый клубок неприятных воспоминаний, связанных с тупой догматической зубрежкой. Вместо того чтобы вспомнить то, что они изучали из теории Карла Маркса, он почему-то представил преподавательницу марксизма Нину Поликарповну – неопределенного возраста молодящуюся особу, которая требовала моментальных ответов на вопросы типа: «В чем ошибался Гегель, в-пятых» ?

«Развитие капитализма в России», вспомнилось название ленинской работы, и почему-то взяла злость, что такой неприятный болезненный процесс приходится переживать второй раз.

Тем не менее его представлений было достаточно, чтобы понимать, что цена чего угодно, в том числе и доллара, зависит от спроса и предложения. И если спрос внезапно значительно увеличится, а предложение одновременно снизится, то можно ожидать резкого скачка цены. Но это нужно организовать. Причем банки, которые выйдут с предложением о покупке, понесут значительные убытки. Если это понимал следователь Турецкий, то это тем более должны были понимать банкиры – ведь это их кусок хлеба. С маслом и черной икрой. Как же можно было заставить их пойти вразрез с собственными интересами? Только принуждением, насилием. «Прямо какой-то отстрел банкиров начался», – вспомнил Турецкий слова Шуры Романовой. А ведь и точно. Он-то понимал это как метафору, не очень веря в то, что все убийства банкиров можно свести в одно дело.

– Какой же я идиот! – вдруг сказал он вслух. – Кретин! А еще старший следователь по особо важным делам!

– Мы с Гамиком дружили. Вам, наверно, трудно в это поверить, я ведь как человека, ну как постороннего его не любил, клянусь. Человек он был паршивый. Махинации вечно выдумывал, как бы это получше выразиться, – нечистоплотные, что ли. Все время пытался кого-то надуть, как-то смухлевать. Но мы были из одного городка, жили по соседству. Понимаете? Вам, москвичам, не очень понятно, что такое земляк. Когда приезжаешь в город вроде Москвы, где людей вокруг много, а ты на самом деле один, никто тебе не поможет, да еще черножопым обзовут. Мы ведь дома к другому привыкли – там ты у всех на виду, случись у тебя что, сразу люди придут, и придут сами – звать не надо.

Мы с Гамиком были соседи. Наши родители друг к другу ходили. У нас в Армении сосед может запросто зайти, женщины к женщинам ходят, мужчины к мужчинам, не надо заранее предупреждать, звонить по телефону. Пришел – и тебе рады. А Гамик был сосед, значит, почти родня. Да что говорить – у нас сосед ближе, чем у вас тут, в Москве, родной брат.

Гамик был старше меня на два года. Это сейчас кажется – чепуха, а когда ты маленький – это очень много. И он меня всегда защищал. Брата у меня не было, кроме меня в семье только сестры. И он был мне как брат. Защищал, когда мальчишками мы дрались. Если дома поругают, успокаивал. Ножик перочинный мне подарил. Он и мальчишкой был подловатым, делал разные нехорошие дела другим, но не мне. Этого нельзя забыть, понимаете или нет, гражданин следователь?

Я потом в институт поступил, в финансово-экономический, Гамик, конечно, никуда не поступил. Я прописался в Москве, женился фиктивно, – объяснил Саруханов-Костаки, поймав вопросительный взгляд Меркулова, – работал в системе внешнеэкономических связей. Потом свой банк организовал. Тут Гамик появился. Прописался в Подольске, а дела, естественно, в Москве крутил, то заодно хватался, то за другое. Квартиру какую-то хотел разменивать. Все время деньги у меня в долг брал.