Дэвид Моррелл: Чужое лицо

- Не беспокойтесь. Я этого не делал и не сделаю, - заверил профессор Милл, - хотя сам перевод вряд ли может заинтересовать кого-то еще, кроме вас, меня и вашего шефа. Но это не имеет значения. Вы так хорошо мне платите, что с моей стороны было бы верхом безумия нарушить условия соглашения и подвергнуть риску будущие отношения с вами. На весь следующий год я беру положенный мне отпуск для научной работы, и эти деньги позволят мне посвятить его целиком изучению "Иероглифической лестницы", являющейся частью сооружений майя в Конане - это на территории Гондураса.

- Для меня там чересчур жарко, - сказал гость.

- Когда я нахожусь среди этих древних построек, то испытываю такой подъем, что забываю о погоде. Можно взглянуть на ваши страницы?

- Да, разумеется. - Гость сунул руку в портфель из кожи аллигатора и достал большой желтый конверт.

Пошла последняя минута жизни профессора Милла, когда он взял конверт в руки, открыл его и вынул пять фотографий, на которых были изображены ряды иероглифов. Он сдвинул книги на край стола и разложил фотографии так, чтобы ряды иероглифов расположились вертикально.

- Все это части одного и того же текста?

- Понятия не имею, - сказал гость. - Мне лишь поручено доставить это вам.

- По-видимому, так оно и есть. - Профессор взял лупу и склонился над фотографиями, рассматривая детали иероглифов. Лоб его покрылся капельками пота. Он потряс головой. - Мне не следовало взбегать по этой лестнице.

- Простите? - спросил гость.

- Нет, ничего. Просто мысли вслух. Вам не кажется, что здесь жарко?

- Пожалуй, есть немного.

Профессор Милл снял пиджак и вернулся к изучению фотографий. Жить ему оставалось пятнадцать секунд.

- Ладно, оставьте их мне, и...

- Да?

- Я...

- Что с вами?

- Мне что-то нехорошо. Руки...

- Что руки?

- Онемели, - сказал профессор Милл. - У меня...

- Что?

- Лицо. Горит.

Профессор Милл вдруг начал судорожно ловить ртом воздух, схватился за грудь, замер на мгновение и, обмякнув, рухнул в свое скрипучее вращающееся кресло. Рот его открылся, голова свесилась вперед. Он вздрогнул и перестал двигаться.

Небольшой кабинет показался еще меньше, когда гость встал.

- Профессор Милл! - Он пощупал пульс на запястье, потом на шее. Профессор Милл! - Из своего портфеля гость извлек пару резиновых перчаток, надел их, правой рукой собрал фотографии и задвинул их в желтый конверт, который придерживал левой. Действуя левой рукой, он осторожно стянул перчатку с правой, потом правой рукой снял перчатку с левой, внимательно следя за тем, чтобы не коснуться тех мест, которые были в контакте с фотографиями. Затем бросил перчатки в другой желтый конверт, заклеил его и положил оба конверта в портфель.

Когда гость открыл дверь, никто из проходивших в это время по коридору студентов и преподавателей не обратил на него особенного внимания. Окажись на его месте непрофессионал, он, скорее всего, просто ушел бы, но гость знал: волнение иногда обостряет память, и тогда кто-нибудь все-таки припомнит, что видел, как из кабинета выходил хорошо одетый мужчина. Он не хотел оставлять после себя загадок. Он хорошо понимал, что самая лучшая ложь - это один из вариантов правды. Поэтому он поспешил к кабинету секретаря, вошел с озабоченным и встревоженным видом и сказал:

- Скорее. Звоните по 911. Профессор Милл. Я был у него... Мне кажется, с ним только что случился сердечный приступ.

2

Гватемала

Несмотря на тридцатишестичасовой перелет и свои шестьдесят четыре года, Николай Петрович Бартенев не мог сидеть спокойно от нетерпения. Он и его жена только что прилетели сюда из Ленинграда.

Нет, не так, подумал он. Из Санкт-Петербурга. После того как рухнул коммунистический режим, Ленина отменили.

Итак, они прилетели через Франкфурт и Даллас по приглашению нового правительства Гватемалы, но, если бы не конец "холодной войны", эта поездка была бы неосуществимой. Лишь недавно после сорокалетнего перерыва Гватемала возобновила дипломатические отношения с Россией, и столь необходимые русские выездные визы, которые долгое время просто невозможно было получить, были выданы на удивление быстро. Большую часть своей жизни Бартенев был одержим мечтой поехать в Гватемалу, и не потому, что стремился уехать из России, а потому, что Гватемала преследовала его как наваждение. Однако ему упорно, раз за разом, отказывали в выезде. Теперь же вдруг оказалось, что требуется лишь заполнить несколько официальных бланков, а через несколько дней зайти и получить необходимые проездные документы. Бартенев не мог поверить такому везению. Он опасался, что на поверку все это обернется какой-то жестокой шуткой, что ему не дадут разрешения на въезд в Гватемалу и вышлют обратно в Россию.