Дэвид Моррелл - Кровавая клятва

Но женщина осталась в лифте.

- Я совсем не это имела в виду, - сказала она. Пит нахмурился.

- Тогда что же?

- Сен-Лоран не был обычным мальчиком из церковного хора. Ему нравились девчонки. Он вырос и сразу же очутился по уши в... беде. Помнишь, Монсар упомянул несколько скандальчиков? - Хьюстон кивнул. - Как ты думаешь, стал бы Пьер каяться в подобных грехах?

- Если он думал, что его прегрешения всем давным-давно известны, тогда ему не было смысла скрывать их от священника. Ему бы не повредило признание в том, что он сладострастен.

- Верно. Священник мог посулить ему жизнь в аду. Но какого рожна переться на исповедь, если собираешься рассказывать лишь о. тех грехах, о которых всем давным-давно известно? Неужто отца Деверо шокировала бы обыкновенная похоть?

- Вряд ли. Священники являются спецами по части человеческой природы. Поэтому признание в грехе похоти как бы предполагается с самого начала.

- Очень хорошо, - сказала Джен, и глаза ее посуровели. - Тогда объясни-ка мне, что в таком случае показалось отцу Деверо настолько отвратительным и омерзительным, что он до сих пор вспоминает то признание на исповеди и презирает молодого человека, пришедшего к нему за отпущением грехов?

Хьюстону показалось, что лифт падает вниз и стремительно вышел в коридор. Джен пошла за ним, крепко держа мужа за руку.

- И еще вот что, - добавила она. - По рассказу Монсара выходит, что Пьер не был чересчур набожным. Это моя догадка, но я сомневаюсь, что он очень часто ходил на исповеди. Но в тот самый день он пошел на исповедь и рассказал священнику все.

- Но почему?

- Потому что Пьер де Сен-Лоран был напуган до смерти. Он настаивал на отпущении грехов, пока с ним не произошло чего-нибудь ужасного. - В полной тишине, царившей в коридоре, супруги внимательно вглядывались друг в друга. И отец Деверо - единственный, кому известна эта тайна. - Джен помолчала и затем продолжила. - И это вовсе не похоть, я уверена. И об этом он ни за что не скажет.

Хьюстон моргнул. Звук колокольчика в лифте обескуражил его. Кто-то внизу, в холле, нажал кнопку вызова. Но лифт не пошел. Хьюстон задвинул металлическую решетку и услышал, как замок защелкнулся. Заскрипели тросы, загудел наверху мотор, и кабина стала опускаться.

- Мы тут всех разбудим, - сказал Пит. Они прошли по коридору. Хьюстон услышал, как кабина добралась до вестибюля и там остановилась. Послышался звук отодвигаемой решетки, сильно напоминающий вождение ногтя по доске. И вновь раздалось гудение мотора.

- Это глупо, - сказал Хьюстон. - Чего мне волноваться? Просто поздний посетитель возвращается домой, чтобы придавить хорошенько.

- А вот сейчас уже ты начинаешь пугать меня, - проговорила Джен.

Когда они подошли к двери своего номера, лифт остановился на их этаже. Хьюстон принялся лихорадочно копаться в карманах в поисках ключа. Двери лифта кто-то распахнул единым рывком. Хьюстон взглянул в коридор. И едва не расхохотался.

Постоялец в черном галстуке и вечернем костюме, пахнущий лилейным тальком, который сегодня проходил в холле мимо Пита, вывалился из лифта, невидящими глазами взглянул на Хьюстона и Джен и, едва не потеряв равновесие, захлопнул решетку и, спотыкаясь, поплелся в противоположный конец коридора.

- Слишком воображение разыгралось, - рассмеялся Хьюстон и чмокнул Джен.

- Хочешь заняться этим прямо здесь? - ухмыльнулась жена.

Пит покачал головой и повернул ключ в замке. Они вошли в номер. Было темно; лишь из коридора падал луч света, резко очерчивая силуэты вошедших.

- Все дело в том, что меня совершенно не интересует, что там в конце концов наделал Сен-Лоран. Я всего лишь хочу узнать, где же на...

Вспыхнул свет, и Хьюстон осекся, не договорив предложение.

10

Они оба уставились на кровать. Опершись на подушки, на ней лежал человек и в свою очередь рассматривал супругов.

Лет тридцати пяти, с квадратной челюстью, с тонким носом, и коротко остриженной шевелюрой, зачесанной справа налево мужчина казался больным, наверное потому, что из-за щетины у него был серый цвет лица. Одет он был во все темное: морской свитер, шерстяные брюки и ботинки на каучуковой подметке.

Пораженный Хьюстон почувствовал закипевшую горячечную панику. Слишком много всего свалилось на него одновременно. Вцепившаяся в его руку Джен дрожала от страха. Растерявшийся Хьюстон не знал, как ему поступить, - звать ли на помощь, убежать ли, схватив Джен за руку, звонить ли по телефону, а, может быть, следовало броситься на этого мужчину и начать с ним драться. Воля Пита превратилась в колесо с соскочившим приводным ремнем и крутящимся свободным ходом. Затем оно, это колесо, замедлило движение, остановилось, и Хьюстон, окаменев, застыл.